И Маджон направился к двери, сопровождаемый Ховэдэем. Внезапно он обернулся к Хилари. Улыбка исчезла с его лица.

— Мне достоверно известно что и как вы сделали, господин Глэсп. Но вы заговорили сейчас о возбуждении, об удовольствии. Мне ясно все, неясны лишь ваши побуждения. Что побудило вас, господин Глэсп?

— Но это ведь не нарушение тайны? Вы — большой патриот, господин Глэсп?

— Да нет… вряд ли, — рассудительно ответил Хилари.

— Скучаете без былых приключений службы в разведке?

— Какие там приключения! — презрительно фыркнул Хилари.

— Может, мстите за что-то?

— В этом смысле я как-то не задумывался.

— Так мстите, значит? Кому-то и за что-то конкретно?

— Нет. — И Хилари добавил, как бы подумав. — Они того не стоят.

— Они? Вы мстите всем сразу, всем, кто участвует в этих чертовых стрельбищах?

— Я столько времени растратил зря.

— И теперь пытаетесь наверстать?

На дальнейшие вопросы Хилари отвечать не хотелось. А в голосе Маджона задрожали новые нотки:

— Так вот. Потери террористов составили четверо убитых и один тяжело раненный. Со стороны полиции один получил пулевое ранение. Его жизнь вне опасности.

— Рад это услышать.

— Но почем вам было знать, как вы могли рассчитывать, что результат не окажется противоположным? Четверо убитых и один раненый у полиции, и одна царапина у террористов?

Несмотря на жестокость, с которой Маджон задал этот вопрос, на него-то ответить было легче легкого. Маджон ведь сбросил доспехи и весь раскрылся.

— Вы уж не серчайте на меня, пожалуйста, коль я исходил из компетентности полиции, как из фактора, само собой разумевшегося.Застывшее в жестком напряжении лицо Маджон а расплылось в широкой щедрой улыбке.

— Ну тут-то вы, признайтесь, рискнули.

— Всего лишь подражал вам. Ну и элемент удачи, конечно, сопутствовал.

Самое время поскромничать.

Как бы вспомнив что-то, Маджон спросил:

— Вы не против, если я представлю рапорт премьер-министру? Инициатива и индивидуализм ныне в большой чести. Думаю, ваши подвиги доставят большую радость там, наверху.

— Вообразить себе не могу, чтобы это им было интересно. По правде сказать, я надеялся, что дальше вас дело не пойдет.

— Широко не афишируя, разумеется.

— Уж хотелось бы надеяться.

— Вы…

— Что?

— Британец?

— Что за странный вопрос!

— Не обижайтесь, пожалуйста.

Выйдя на улицу, Ховэдэй поздравил начальника:

— Мастерская работа, черт побери!

— Я думал, он предложит нам чаю, — ответил Маджон. — Вы ошиблись лишь в этом.

Как и предвидел Хилари, на следующий день внимание прессы отвлекли иные события. В заброшенном карь ере у Бакстона нашли трупы четырех женщин, и битва в Сохо отошла в историю, а вместе с нею — и деяния Хилари, оставшись достоверным событием лишь в его собственной памяти. Как и раньше, он ходил за покупками, обмениваясь впечатлениями о грандиозной ночи с соседями по кварталу, и постепенно проявлял все мелкие нервозные черты старости. Ну будто почти ничего и не случилось.

Стремясь не дать эмоциям окончательно угаснуть, Хилари позвонил в Бейрут Ахмеду Крессу. Прямо из дома. Теперь-то следов заметать не требовалось.В голосе Кресса скорее звучала печаль, чем гнев.

— Положа руку на сердце, я не пролил ни единой слезы, узнав о смерти Хамзауи. Он превратился в обузу для нашего дела, во многом он был просто безумец, и я ненавидел его, как только можно ненавидеть брата.