— Не благодари. Сначала расскажи историю до конца.

— Хорошо, — он подарил одну из коронных умопомрачительных улыбок. — Я точно не знаю, как всё закончилось. Могу лишь догадываться. По официальной версии, моя несостоявшаяся жена сбежала из Дола, перебрала на вечеринке препаратов, повредила легкие и умерла в клинике для богачей. Я понимал, что это неправда. Она была на коротком поводке и никуда бы от меня не делась. Спектакль разыграли родственники, не пожелавшие расставаться с деньгами. А мой папаша остался с носом.

— Только он? — я усмехнулась, не сумела сдержаться. — А ты?

— Я? — Эйван устало потер лоб. — Я получил свободу. Пришлось терпеть сплетни и насмешливые взгляды. Парень, брошенный накануне свадьбы — тот ещё казус. Но я не расстраивался. С меня сняли ярмо. Я снова мог дышать. Жить. Понимаешь?

Нет, не понимала. Поймала себя на мысли, что Клара Хризантема не зря называет Эйвана нарциссом. Сидит и плачется, как девчонка. Да что он знает о настоящей несвободе? О заточении? Об отчаянье, когда хочется в петлю? Его ни капли не трогала судьба убитой невесты. Это она жертва. Не он.

Мерзавец. Моральный урод. Убила бы. Если б хватило мужества.

— Релия, скажи хоть что-нибудь.

Слов (тех, что я могла произнести вслух) не находилось. Как и сил.

— Эйван, мне нужно всё это переварить.

В его глазах промелькнуло разочарование.

— Понимаю, моё признание способно огорошить и…

— Не дави на меня, пожалуйста, — перебила я строго. — Не сейчас. У меня была трудная неделя.

Он почувствовал мой предел. И сдался. Почти.

— Хорошо, — проговорил мягко. — Но прежде чем уйдешь, послушай. Я дорожу нашими отношениями. Не рискну предсказать, к чему они приведут, но одно знаю точно: с тобой мне легко. Впервые за долгое время я хочу быть с кем-то рядом. Не мимолетно, а постоянно. Для меня самого это странно. Но оттого невероятно значимо.

Я чуть не расхохоталась ему в лицо. Он хочет быть со мной? С той, из-за которой когда-то лез на стену. Видно, от меня прежней, и правда, ничего не осталось…

* * *

Мы попрощались на парковке. Перед розовым лётом. Эйван хотел прикоснуться ко мне, и я, пересилив неприязнь, позволила поцеловать руку. Он отпустил ее не сразу, подержал в ладонях, как главную на свете ценность.

— Просто поверь мне, — прошептал он проникновенно. — Просто поверь.

Эйван считал, что закончил встречу на своих условиях. Он наделся на собственную неотразимость. К тому же, я не послала его сразу, а это выглядело хорошим знаком. Бывший жених не подозревал, какой ураган бушует в моей душе. Я смолчала лишь по одной причине. Попытка поставить точку сейчас закончилась бы срывом. А Релия, которую он знал, не могла повести себя, как истеричка.

Это вызвало бы подозрения. Ненужные и опасные.

Гламурный транспорт взмыл в воздух, а я сидела в кресле, обняв колени, и сжимала зубы, чтобы не закричать. Откровенность Эйвана разбила последние иллюзии. Теперь я знала, что вся моя жизнь в родном Доле — ложь. За восемь лет я смирилась с предательством семьи, но оставался крохотный «островок» — моя несбывшаяся любовь. Она единственная казалась настоящей. Чем-то реальным и стоящим. В роли Инги Брир — и в камере, и на улице — я запрещала себе думать о нашем с Эйваном прошлом. Но только теперь осознала, что оно всегда оставалось со мной. Подпитывало, не позволяло сломаться.

Что ж, Эйван прав: девушка по фамилии Солнечная была глупой. Она сама напросилась. Пусть покоится. И необязательно с миром. Всё, чего она заслужила — это забвение…

…Чем ближе я подлетала к дому, тем отвратительнее себя чувствовала.