— Разве по контракту ты не обязана?

Она действительно намеревалась возвратиться и закончить шоу, как обещала. Но теперь, после предательства Дэвида, ей хочется забиться куда-нибудь и съесть четыре килограмма мороженого.

— Я думаю, у меня есть основания для того, чтобы оспорить контракт на основании обмана или чего-нибудь в этом роде.

— Ну, а из любопытства? — Хиллари облизнула ложку и взмахнула ею в сторону Мэтти. — Весь Лофорд с нетерпением ожидает этого сенсационного момента.

Мэтти не ожидала. Она знала, как все закончится. Конец предстал перед ее глазами, как при замедленной съемке. Все, что она считала идеальным, разбилось на тысячу кусков. Выудив из мороженого кусочек вишни, она отправила его в рот.

— Всем до смерти хочется узнать, влюблюсь ли я…

— Или потеряешь контроль над собой.

Мэтти выпрямилась.

— Ты же знаешь, что нет.

— Но телезрители не знают этого! Разве может быть лучший конец и более назидательный урок для твоих девушек? Ты возвращаешься, холодная и твердая как сталь, и встречаешься с холостяками лицом к лицу! Если ты сбежишь, то будешь выглядеть…

— Слабой и трусливой.

Хиллари ласково положила руку на колено Мэтти.

— Я бы не винила тебя, если бы так и было. Но думаю, что в глубине души ты хочешь знать, как это закончится.

— Я могу сказать тебе одно. — Мэтти зачерпнула мороженого. — Счастливого конца не будет.

— У тебя чертовски горячая новость, Беннетт! Исчезновение «Обыкновенной девушки», интерес публики к тому, что на самом деле произошло сегодня… — рокотал Карл в сотовый телефон. — Когда ты принесешь репортаж?

— Его не будет.

Карл ошеломленно умолк.

— Что?! Не будет? Ты сошел с ума? Это твоя работа, ты что, не понимаешь?

— Понимаю. И я решил, что она мне больше не нужна, если в результате будет разрушена чья-то жизнь.

Карл презрительно фыркнул.

— С каких это пор в тебе проснулась совесть?

— С тех пор как репортер стал частью репортажа. — Дэвид резко втянул в себя воздух, обводя взглядом идеально ухоженную территорию особняка. Из окна спальни он видел сад и гладь пруда. Если у него были сомнения, они исчезли при виде темной спокойной воды. — С меня хватит, Карл.

— Что ты будешь делать?

Дэвид усмехнулся.

— Не знаю. Может быть, начну писать стихи, чтобы заработать на жизнь.

— Стихи? Ты спятил? Или под кайфом?

— Нет. Просто устал писать плохие концы. Я хочу увидеть, как кое-кто с улыбкой на лице уходит в пламенеющий закат.

Карл испустил вздох, в котором слышалась немалая доля отвращения, но Дэвид предпочел подумать, что таким образом редактор выразил сожаление об уходе одного из своих репортеров.

— Нет, ты действительно сошел с ума, Беннетт. И превратился в чертова романтика. Разве я не говорил тебе, что ненавижу романтиков всеми фибрами души?

Дэвид рассмеялся.

— Много раз.

— И я говорил, что рассказы об обыкновенных женщинах, ведущих ничем не примечательную, обыкновенную жизнь, не заставят читателей раскупать газету.

— Знаю, Карл. Поэтому я ухожу. Я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Ни о Мэтти Грант, ни о ком-либо другом. Этой жилки во мне больше нет.

Он хочет большего. Черт подери, ему нужен белый забор, за которым он будет каждый год бороться с сорняками. Если, конечно, Мэтти не закопает его на заднем дворе за то, что он сделал.

— Не спеши. Как ни странно, истории об обыкновенных женщинах, которые влюбляются в обыкновенных мужчин, тоже вызывают сенсацию.