Леонид с Кириллом прошли по театральному коридору и вошли в чей-то кабинет, где около длинного стола с чашкой кофе сидела Купавина. Газовый шарф печальной дымкой окутывал ее хрупкую фигуру в черном платье.

Леонид представил ей Мелентьева и добавил:

— Вот, о ком я вам говорил.

Для Леонида Марина Купавина была только невестой пострадавшего, для Кирилла она была балериной, которой он восхищался. Он с чувством пожал ее маленькую ручку в шелковой перчатке и невольно задержал свой взгляд на ее худеньких коленях.

«Неужели это те самые божественные ноги, которые в течение целого спектакля никому не дают возможности ни на секунду оторвать от них взгляда?!»

Около Марины суетилась какая-то женщина, время от времени молившая ее съесть хотя бы кусочек яблока.

Марина несколько раз пыталась начать разговор с Кириллом, но не находила сил. Наконец, словно разозлись на саму себя, она сказала:

— Я хочу, чтобы убийца Дениса был найден!.. Сейчас мне тяжело говорить, поэтому очень прошу вас, позвоните мне недели через две. — И, открыв свою маленькую бархатную сумку, протянула Кириллу визитную карточку.

— Но Мариночка! — взмолилась суетившаяся женщина. — Пусть пройдет хоть немного времени! Через две недели ты будешь не в состоянии…

Марина посмотрела на нее и глухо сказала:

— Если я до сих пор выдерживаю это, то что я еще не смогу выдержать?!

Она допила кофе и, оперевшись о руку женщины, вновь направилась на свое скорбное место у гроба жениха.

Кирилл с Леонидом тоже вернулись в зал.

— Покажи мне этого алхимика-самоучку, если увидишь, — попросил друга Кирилл.

Леонид быстро окинул взглядом лица стоявших у гроба.

— Он слева от мужика, который обнимает Купавину.

Кирилл посмотрел в указанном направлении.

Рядом с Мариной, обняв ее за плечи и словно пытаясь спрятать свое лицо в пышных складках ее газового шарфа, стоял художественный руководитель и главный балетмейстер театра Аркадий Бельский. Для них это была страшная, невосполнимая утрата. Она потеряла любимого человека и партнера. Он — близкого друга, единомышленника, танцовщика, который лучше всех воплощал в танце его воздушные идеи. Слева от Бельского стоял мужчина средних лет, его лицо было настолько искажено мукой, что на него было жалко смотреть. Это был вольный или невольный соучастник убийства Дениса Лотарева, главный художник театра, алхимик-любитель Валерий Дубов.

— Я с ним уже встречался, — тихо сказал Леонид.

— И что?

— Бьет себя в грудь, сыпет пепел на голову, проклинает тот день, когда занялся изучением ядов. Утверждает, что кто-то, воспользовавшись дружескими с ним отношениями, проник в его кабинет, открыл сейф и отлил из флакона яд, изготовленный им по старинному рецепту.

— Что ж, придется и мне выслушать его самобичующую исповедь. А кстати, зачем он изготавливает яды?

— Как он объясняет, затем же, зачем другие занимаются художественной резьбой по дереву или собирают марки, — хобби у него такое.

* * *

В пронизанный золотыми нитями уходящего солнца весенний вечер Кирилл нажал на кнопку домофона и представился:

— Кирилл Мелентьев.

— Да, да! — раздался в ответ утомленный голос с нотками раздражения. — Поднимайтесь, третий этаж.

На лестничной площадке детектива уже ждал Валерий Павлович Дубов, мужчина лет сорока, с удлиненным аристократическим овалом лица и золотой оправой очков на немного крупном породистом носу. Его пышные русые волосы были красиво подстрижены, и несколько прядей небрежно падали на высокий лоб. Одет он был в просторную темно-синюю рубашку и вельветовые брюки.