Гурдже выпрямился, покачивая головой.

— Это невозможно. Другие автономники…

— Они слабенькие простачки, Гурдже, — гнул свое Маврин-Скел. — Они ничего не стоят. Верьте мне. Разве что другая машина 00? Но здесь определенно нет таких. Автономник из Контакта? Маловероятно… Здесь только шайка этих устаревших железяк. Я могу узнать, куда девушка поместила все свои бусинки. Все до последней!

— Все и не нужны, — сказал Гурдже, взмахнув рукой с растерянным видом.

— Ну вот, это еще и лучше! Позвольте мне это сделать! Чтобы доказать вам! И себе самому!

— Вы говорите о мошенничестве, Маврин-Скел, — сказал Гурдже, оглядывая площадку.

Поблизости никого не было. С того места, где он стоял, не были видны ни бумажные фонарики, ни каменные крючки, на которых они висели.

— Вы так или иначе выиграете. Так какая разница?

— Это тем не менее будет мошенничеством.

— Вы сами сказали, тут все дело в удаче. Вы выиграли…

— Еще нет.

— Почти наверняка. Тысяча к одному.

— Пожалуй, вероятность моей победы еще выше, — согласился Гурдже.

— Значит, игра закончена. Девушка не может проиграть больше, чем уже проиграла. Пусть же она станет частью игры, которая войдет в историю. Подарите ей это!

— Это, — сказал Гурдже, ударяя ладонью о каменные перила, — все равно, — (еще один удар), — будет, — (удар), — мошенничество!

— Не кричите вы так, — пробормотал Маврин-Скел. Он чуть отпрянул и говорил так тихо, что Гурдже приходилось наклоняться над перилами, чтобы услышать его. — Повезет не повезет, вот в чем все дело. Если мастерство вас покинуло, приходится полагаться на везение. Мне не повезло — моя физиономия не устроила Контакт, вам повезло — вы стали великим игроком, вам повезло, что сегодня вы здесь. Никто из нас не был спланирован со стопроцентной уверенностью, Жерно Гурдже; вы формировались под воздействием ваших генов, а генотип вашей матери исключил вероятность того, что вы станете калекой или умственно отсталым. Все остальное — дело случая. Меня создали, дав мне свободу быть таким, какой я есть. Если в ходе реализации общего плана и этой конкретной случайности было произведено на свет то, что большинство — заметьте: большинство, не все — в одном из комитетов 00 признало не отвечающим их потребностям, то разве это моя вина? Разве моя?

— Нет, — вздохнул Гурдже, опустив глаза.

— Ах, Гурдже, в Культуре все так замечательно — никто не голодает, никто не умирает от болезней или природных катастроф, никто и ничто не эксплуатируется, но и здесь остаются везение и невезение, сердечная боль и радость, случай, благоприятные и неблагоприятные обстоятельства.

Автономник висел над бездной и просыпающейся долиной. Гурдже видел, как над орбиталищем занимается рассвет, возникая из-за кромки мира.

— Воспользуйтесь своей удачей, Гурдже. Примите то, что я вам предлагаю. Давайте хоть раз сами будем ковать себе удачу. Вы и так знаете, что вы в Культуре один из лучших. Я не пытаюсь польстить вам, вы это знаете. Но эта победа принесет вам бессмертную славу.

— Если это возможно… — начал Гурдже, но тут же погрузился в молчание.

Он сжал челюсти. Автономник видел, что человек пытается совладать с собой так же, как он делал это на ступеньках, ведущих к дому Хаффлиса, семь часов назад.

— А если невозможно, то, по крайней мере, имейте мужество узнать, — сказал Марвин-Скел с какой-то умоляющей ноткой в голосе.

Человек поднял глаза на ясные сине-розовые краски рассвета.