Щелк. Я узнала старую ленту. Толпа демонстрантов в Восточном Арборе, вокруг полиция. Кто-то бросил бутылку. Камера проследила ее полет. Она ударилась о фасад «Электроник Металз» и разбилась.

Должно быть, я издала какой-то звук. Сильвер взял мою ладонь своими прохладными пальцами — я ощущала это, как прикосновение человеческой кожи.

— Все в порядке.

— Нет. Не видишь, что ли… подожди, — сказала я. На экране снова появился Совэйсон.

— Что ни говори, а крах Э.М. обрадует людей, которые боялись того, что мы делаем, или, скорее, того, что сами о нас придумали.

— Итак, у Э.М. на носу шишка? — Корреспондент торжествовал.

— И пребольшая. Мы убедились в этом на горьком опыте. Эти сверхсложные машины потребляют столько энергии, что просто ее не оправдывают.

Щелк. Золотая девушка танцует. Всплеск электрической статики. Металлическая статуя, непонятно каким образом сохраняющая равновесие под таким углом, одна нога вытянута, волосы упали на глаза. Глупо, неуклюже, смешно. Машина не может поступать, как человек, она не в состоянии даже завершить действие.

Будто читая мои мысли, интервьюер сказал:

— И, конечно, насколько я понял, эти вещи имеют определенные социальные функции. Скажем заменяют женщину. Правда, может выйти конфуз, если в этой женщине что-нибудь заклинит, как в этой.

— Хм. Такое вполне возможно.

— Ах, дорогая, — сказал интервьюер.

Совэйсон широко улыбнулся. Его улыбка говорила: «Ударь меня снова, мне это нравится.»

— Стало быть, я надеюсь, — продолжал корреспондент, — что мы останемся-таки высшим видом на сегодня. Человек непревзойден как художник и мыслитель. И как любовник?

— Хм, — промычал Совэйсон.

— И какие же, осмелюсь задать вопрос, у Э.М. планы на будущее?

— О, мы думаем уехать из штата. Куда-нибудь на восток. Будем разрабатывать механизмы для ферм в отдаленных сельскохозяйственных районах.

— А не будет ли у ваших тракторов обаятельной улыбки?

— Только если ее намалюет какой-нибудь чудак.

Щелк — на экране карикатура, изображающая металлический трактор с широчайшей улыбкой, огромными ресницами и длинными-предлинными золотистыми волосами.

Я зажмурила глаза, снова открыла и в страхе обернулась, чтобы взглянуть, не видел ли кто-нибудь, кроме нас, программу местных новостей. У пьяного, который пытался попасть на другую сторону улицы, разъезжались ноги, он ни на что не обращал внимания. Высоко в небе позванивали воздушные линии, предвещавшие скорое появление флаера. Город негромко шумел со всех сторон. Но что с того, что здесь видео никто не смотрел? Это видели люди во всем городе. Видеть-то видели, но придали ли значение?

— Очень странно, — пробормотал Сильвер.

— Я боюсь.

— Знаю, а почему?

— Ты что, не понимаешь?

— Может быть.

— Пойдем домой, — проговорила я. — Пожалуйста. Быстрее.

Мы шли молча, подметая плащами снег, будто средневековые принц и принцесса. Я пугалась каждый раз, когда кто-нибудь встречался нам по дороге. Узнают ли они его? Ополчатся ли на нас?

Но как они догадаются? Разве в выпуске новостей им не сказали ясно, что робота невозможно спутать с человеком? Подойдите поближе, вы увидите кожу, подобную поверхности кастрюли, — твердый-претвердый металл.