Наступила долгая тишина, в то время, как существо в доме, то ли мужчина, то ли женщина, по голосу было не узнать, размышляло. Затем раздался скрежет ржавого засова, и дверь чуть приоткрылась.
Хейвор вошел в маленькую мрачную комнатку. Запах растений и корней охватил его как оглушающий туман. Лавочник был сутулым типчиком в бурой блузе, из которой торчала сморщенная черепашья голова и маленькие черепашьи лапки. Пальцы сжимали свечной огарок.
— Чего вы хотите от меня? — спросил мужчина и описал свечкой круг, который окунул комнату в мерцающую бледность. Хейвор бросил беглый взгляд на различные кучки зерен, ступки с серо-зелеными растениями и втиснутыми туда цветами, а также на ряды узких, закрытых пробками сосудов. Высоко на стене висели оленьи рога, рядом с гладко отполированными костями черепа — дьявольская картина. Через более низкую дверь в глубине сочилась чернота и погребной запах грибов.
— Ты можешь изготовить напиток, который убережет человека от сна?
Лавочник согнулся еще ниже и поднял свечу так, что ее тонкий, жесткий свет упал на лицо Хейвора.
— Напиток, который убережет от сна? Люди большей частью требуют противоположное.
— Бывают исключения.
— Возможно, вполне возможно. Снова наступила длинная пауза, и лавочник что-то тихо бормотал себе под нос. Затем спросил:
— Вам нужен напиток, чтобы подлить его другому человеку? Или чтобы совершить преступление?
— Ни то, ни другое. Я должен три-четыре ночи бодрствовать.
— А что произойдет, если вы заснете?
— Это будет означать для меня смерть, — сказал Хейвор спокойно, так же, как прежде священнику, и его снова охватило это чувство неотвратимости.
— Вы можете заплатить? — живо спросил торговец травами.
— Да… если ты возьмешь что-то от меня.
— А отчего не взять? Здесь, в городе, я редко получаю живыми деньгами. Люди приносят тощих кур и поношенную одежду… или обещают вещи, которые они никогда в руках не держали.
— Я украл золотой бокал Господина Авиллиды и несу его с собой, — объяснил Хейвор. — Кубок Крови.
Теперь он откажется мне помочь, подумал он. Я должен был сказать правду позднее или, вообще, не выдавать ее.
Но человечек только звонко рассмеялся.
— На улице стоят три коня, — сказал он. — Я сварю вам напиток, если отдадите мне двоих. В один прекрасный день их наверняка можно хорошо продать. Ну,, что вы задумались? Это абсурдно высокая цена, я знаю, но вы находитесь в отчаянном положении… а я жаден, но не боюсь.
— Ты прав, — сказал Хейвор. — Я нуждаюсь в твоих услугах. Лошади принадлежат тебе.
— Тогда садитесь и ждите.
Целый час Хейвор просидел в комнатке, пропитываемой острым паром, в то время, как этот человек рылся в своих травах, смешивая их, и бормотал под нос что-то непонятное. Возможно, этот тип — шарлатан, — думал Хейвор, — и понимает в травах не больше, чем в свойствах луны. Я заплачу и буду пить его варево, а оно в конце концов не поможет. Но ему не оставалось другого выбора. А оба коня означали для него только обузу.
Снаружи пряталась вторая половина дня. Хейвор не заметил, как подкрался вечер, так как комнатушка не имела порядочного окна, но тени незаметно сгустились. Огромные оленьи рога, казалось, расплылись по краям и слетались матовой белизной, когда все вокруг стало темным.
Наконец лавочник вынырнул из темной соседней комнаты. В руке он держал фиолу из мутного стекла. Жидкость, плескавшаяся в ней, напоминала болотную воду.
— Это то самое?
— То самое, — подтвердил лавочник. |