– А нафига ему это?

    – Советской властью он сильно обижен. Где, говоришь, он лямку до этого тянул?

    – По словам сержанта, в КОВО.

    – Ага, значит, скорее всего, из «тухачевцев».

    – А это ты с чего взял? – вмешался в разговор Фермер.

    – Саш, у нас с тобой «заточка» разная. Вас, армейцев все эти тонкости не касались, а я и в комендатурах послужил, и на курсы «повышения кривофикакции» ездил. Так что, об этом, могу с уверенностью говорить. Скорее всего, он не из «преторианцев», иначе давно в овраге бы уже гнил… Ладно, я к нему присмотрюсь. В дверь сарая постучали.

    – Входите, открыто! – крикнул Фермер, а Бродяга, сделав мне, знак приготовиться, достал из кобуры ТТ.

    Но напрасно мы так волновались – это был лейтенант Сотников. Странно было только то, что он не стал заходить внутрь, а переминался с ноги на ногу у порога.

    – Что случилось, лейтенант? – сурово спросил командир.

    – Товарищ майор госбезопасности, мы собираемся уходить, и я хотел бы с вами поговорить об этом.

    – Мы уже разговаривали об этом, лейтенант!

    Наверное, я что-то пропустил, так как не очень понимал, к чему весь этот разговор.

    – Мои бойцы хотят тоже спросить вас о сложившейся ситуации.

    – Ну, пойдем, поговорим… Товарищ капитан, и вы, товарищ старший лейтенант, пойдёмте со мной.

    Выходя вслед за двумя Сашами из сарая, я только подумал: «К чему такая официальность?», но, увидев собравшихся перед сараем окруженцев, решил оставить рефлексии на потом.

    – Слушаю вас, товарищи бойцы. – Сказал Фермер. Вперёд выступил сержант Несвидов:

    – Товарищ майор госбезопасности, – со значением начал он, – нам товарищ лейтенант дал приказ идти на прорыв.

    – И что? Он ваш командир.

    – Но многие из нас хотят остаться с вашей группой. «Вот как, уже многие?» – подумал я.

    – И что вас смущает, сержант. Оставайтесь.

    – Но лейтенант, ссылаясь на Устав, говорит, что это – воинское преступление. Дезертирство.

    – Тут лейтенант Сотников немного заблуждается. Вы же не домой собрались, и не в ближайшее женское общежитие. Оставшиеся с нами, после рассмотрения кандидатур и проверки будут приняты в Особую разведывательно-диверсионную группу Госбезопасности, – Саша говорил веско, тяжело, как будто чеканя слова из тяжёлой звонкой бронзы. – Легко не будет никому: ни тем, кто решит пробиваться к своим, ни тем, кто решит остаться.

    В беседу вступил Сотников, его ломающийся юный голос разительно контрастировал с хриплым басом Фермера:

    – Товарищи бойцы, ну как вы не понимаете! Фронт нуждается в вас, артиллеристах. Мы обязаны пробиваться к своим. Они недалеко. А эти неизвестные люди… Да вы даже документы их не видели…

    – Ну, ты и сука! – проговорил кто-то в заднем ряду. По моим ощущениям – это был Трошин

    Услышав эту сентенцию, лейтенант поперхнулся и растерянно обернулся к своим бойцам, рука его при этом потянулась к кобуре.

    – Кто! Кто это сказал! – ломающийся тенорок летёхи был полон гнева.