Он признался, что, да, привозил Писменной Ларисе алмаз, но не от Кленова, а Раполенко Геннадия, который недавно зачислен в отряд на его место.

Михайленко вылетел в Хабаровск.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

1

В голове вертелись слова давно где-то вычитанного стихотворения: «Судьба играет человеком. Она изменчива всегда. То вознесет его высоко. То бросит в бездну без следа». Вот и с ним судьба сыграла такую штуку: столько сил, нервов потратил он, чтобы стать летчиком, и вдруг — диверсант, убийца… Кто и зачем сделал его снова летчиком? Расскажи свою историю органам безопасности, не поверят. На то, видно, и расчет был…

Кто же так ловко сумел расставить ему сети, что выбраться из них, кажется, нет никакой возможности? Сам Бен Ладен позавидовал бы такому мастеру хитрой ловушки. Но, говорят, на каждого хитреца — по два удальца. Геннадий кое-что уже предпринял… А ведь поначалу он и мысли не допускал, что это не фээсбэшники пришли за ним…

Он вернулся из штаба в свою комнату взбешенный и униженный, понимая, что угроза полковника Возницкого — не пустые слова, брошенные со злости, чтобы припугнуть строптивого капитана. И подозрения его тоже не вымыслы человека с больным воображением.

Вечером в номер к Кленову зашел техник самолёта Парамонов и сообщил потрясающее известие: комиссия склоняется к выводу, что катастрофа «Руслана» произошла из-за диверсии — в керосине якобы обнаружено присутствие некоего вещества, способствующего образованию в топливе кристаллов, которые и закупорили фильтры двигателей.

— Но, — Парамонов заговорщически поднёс палец к губам, — об этом пока никому. Мне по секрету шепнул знакомый инженер из комиссии. Теперь будут искать виновника.

Геннадий промолчал — один из подозреваемых уже найден. Не стал говорить и о своем домашнем аресте — слух тут же разлетится по гарнизону. А люди ныне такие задерганные, озлобленные, что поверят любой сплетне. Попросил лишь старшего лейтенанта принести ему бутылку водки и чего-нибудь закусить.

— А надо ли? — предостерег Парамонов.

— Надо помянуть товарищей.

— Это так, — согласился техник. — Я тоже до сих пор успокоиться не могу. Ночью всякие кошмары снятся. Составлю тебе компанию.

Геннадию никого не хотелось видеть, тем более делиться с кем-то, даже с техником самолета, своими переживаниями. Он, как приучил его с детства отец, никогда не жаловался на свою судьбу, не выставлял напоказ душевные муки.

«Мужчина в любых ситуациях должен оставаться мужчиной и не терять в глазах других своего достоинства», — не раз советовал он.

Отец — сильный, волевой мужик. Геннадий брал с него пример и подражал ему. Заповеди отца не раз помогали в трудную минуту. А их при нынешней службе выпадало немало…

Парамонов принес две бутылки водки, белый батон и кусок колбасы.

— На душе так муторно, что хочу до чертиков напиться, — пояснил он, заметив неодобрительный взгляд второго пилота.

— В таком случае напиваться будешь дома, — категорично заявил Геннадий. — Забирай все и шагай.

— Да ты что, Гена?! — заблажил техник. — Не русский, что ли? Я ж по обычаю.

— По обычаю выпьем по рюмке. Дома — как хочешь.

Геннадий откупорил бутылку. Рюмок в его номере не было, пришлось разливать по стаканам. Выпили молча. Парамонов, прожевав дольку колбасы, начал было рассказывать, как его допрашивал полковник, Геннадий осадил:

— Помолчи. Не тереби душу. — И когда техник, закусив, потянулся к бутылке, сказал требовательно: — Забирай бутылку и топай домой.