Изменить размер шрифта - +
- Ты… и ты, помогите. Анхель, сделай крест.

- Он же большевик, дядя Вернер! - возмутился рыжик. Панцервахтмайстер отмахнулся:

- Он солдат.

 

Серый осенний дождь шёл непрерывно уже четвёртые сутки. Комендантский час кончился уже давно, но широкий бульвар был пустынен - заштрихованный частой сеткой дождя, он тянулся без конца. Стены домов, заборы, немногочисленные тумбы для объявлений были на-глухо заклеены свежими выпусками газеты "Пагоня", неизвестно как и когда появляющимися листовками на хорошей бумаге - и приказами управления гауляйтера. Эти приказы венчало одинаковое слово, набранное большими алыми буквами:

ФЕРБОТТЕН - ЗАПРЕЩЕНО.

Запрещено было всё. Запрещено говорить на русском языке. Запрещено было собираться больше двух, после восьми вечера и на центральных улицах. Запрещено было зажигать свет в комендантский час. Запрещено смеяться, петь, торговать, не уплатив шестнадцать видов налогов Рейху… Запрещено было всё, что можно запретить - с немецкой педантичностью и аккуратностью. Жаль,что нельзя было запретить дышать - от этого население могло вымереть раньше времени…

Приказы не могли запретить одного - оставаться людьми. А это само по себе подразумевало сопротивление. Именно поэтому с такой неуловимой регулярностью появлялись листовки. Именно поэтому не-мцы ходили по улицам только "тройками" - усиленными патрулями, держа оружие наготове - или большими компаниями. Иначе было просто опасно. Даже днём. Даже здесь, на центральных улицах, увешанных грозными запретами…

Высокий молодой офицер шёл по дождливому бульвару один. По его прорезиненной пятнистой куртке скатывались струйки воды, широкий потёртый ремень оттягивала большая кобура"вальтера". Вместо офицерской фуражки на коротко подстриженных волосах небрежно сидело мятое солдатское кепи без знаков отличия.

Фон Кори скользнул взглядом по листовке, залепившей на стене дома напечатанный в газете портрет фюрера. Просто листок из тетрадки, на котором аккуратным ученическим почерком написано: "Фрицы драпают из-под Курска!"

Драпаем, подумал фон Кори. Отличная вещь - русский язык. В немецком нет такого слова. "Бежим" - не годится. Именно драпаем. Даже школьники знают. Надо выловить и повесить всех школьников… А его абверкоманда всё больше и больше напоминает кусающую собственный хвост собаку. Чем сильнее грызёшь - тем больнее себе делаешь. А вообще откусить невозможно… Война проиграна. Проиграна ещё в 41-м, но сейчас это начинают понимать даже самые тупые и самые оптимистичные… А он не тупой и не оптимистичный. Но он будет драться, пока есть возможность - а там посмотрим…

Двухэтажный старинный особняк был украшен бело-красно-белыми флагами "Бялоруской национальнай самопомощи". На ступеньках роскошного крыльца не было часовых - с тех пор, как неделю на-зад в них бросили гранату, они соглашаются дежурить только внутри… Правда, на верхней ступеньке спал смертельно пьяный БНСовец в испачканном мундире, без оружия. От него несло самогоном на курином помёте… И где достают? Кур давно сожрали маршевые части вермахта, а помёт есть по-прежнему… Егерь широко перешагнул через пьяного "союзника", мельком подумав, что вся БНС такова. Мёртворождённое детище всё того же Кубе, возжелавшего "найти опору в здоровых элементах белорусского народа, не заражённого русским влиянием". Нашёл… Треть БНСовцев, получив оружие, сбежала к партизанам. Остальные - уголовная сволочь, гораздая покуражиться над земляками, свести старые счёты… А когда подпёрло - кто разбежался, кто спивается с бе-шеной скоростью. От страха, всё от страха перед лесом, перед немцами, перед Красной Армией… Какие они бойцы, если боятся всего! Кубе в насмешку выделил место под штаб "Востока" на втором этаже штаб-квартиры БНС. Но, может, оно и к лучшему? Под вывеской этого балагана можно не опасаться налётов - для партизан БНС не противник…

…Ефрейтор Ромм, временно отстранённый от операций из-за контузии и потому мрачный, отдав честь командиру, негромко сказал, кивая на дверь кабинета:

- Герр майор, вас ждёт барон фон Фелькерзам.

Быстрый переход