- Приедешь на следующее лето, Валь? - спросила Олеся. - Поможем копать.

- Поедешь ко мне, поможешь маму уговорить, - повернувшись, весело ответил Валька. Он хотел спросить: "А ты, Дим?" - но тот выбирался из-за стола с угрюмым видом:

- Отлучусь, - пробормотал он.

- Погоди, - вдруг остановил его Симо и, нагнувшись, достал из своей сумки, стоявшей у ножки столика, свёрток бумаги. - Вот что, ребята, - он обвёл всех троих взглядом. - Я знаю, что вы не получили ни подарков, ни даже устной благодарности. И это правильно. Да, правильно! - повысил он голос, видя, как ребята запереглядывались. - Правильно, потому что есть вещи, которые не афишируют. Но… это всё-таки вам.

Он раздёрнул бумагу - и на пластик стола выползли, сверкнув синевой клинков и чернёным серебром рукоятей, три больших кинжала, полувылезшие из кожаных ножен.

- Камы! - воскликнул Димон. - Это нам?!

- Вам, - необычно торжественно ответил капитан Йованич. - От многострадальной и прекрасной родины моей - вам, славянские братья… и тебе, сестра.

Подростки не говорят и не любят высоких слов. Димон молча взял одну из кам, выдвинул лезвие и прочитал надпись на нём:

- Без дела не вынимай - без славы не вкладывай.

…Капитан Йованич ушёл, а они всё ещё сидели в кафе, лениво подъедая остатки мороженого. Молча сидели. Потом Димон всё-таки "отлучился" - и прошло немало времени, прежде чем они забеспокои-лись.

- Небось, унитаз пугает, переел мороженого, - сказала Олеся, но

Валька не засмеялся, а встал и пошёл поинтересоваться, долго ли Димон собирается быть "в отлучке". Кабинки были пусты. Все.

С майором Коробом Валька попрощался на привокзальной площади. Тот в последний раз назвал его "Валентин Аркадьевич" и пообещал, что скоро приедет сам, а на осенние каникулы отпустит Олесю. Если честно, Валька не знал, как он доживёт до этих каникул. Поэтому они с Олесей молчали, идя вдоль готовящегося к отправке поезда, и ему, Вальке, хотелось, чтобы поезд был бесконечным, а время остановилось.

- Ты точно приедешь? - спросил Валька, когда они остановились у двери его вагона. Олеся кивнула и, чуть потянувшись вверх, поцеловала его в губы - это было каждый раз как впервые. Валька задохнулся, но заставил себя отстраниться и сказал: - Я буду очень ждать.

Она снова кивнула и обняла Вальку, уткнувшись носом ему в плечо. А мальчишка, понимая, что сейчас уедет (и в то же время понимая, что пройдёт время - и они увидятся снова, обязательно увидятся, не могут не увидеться!) прислонился щекой к её волосам… и вдруг поймал себя на мысли, что рассеянно выискивает взглядом в толпе худощавую камуфлированную фигуру Димки-Димона, пропащего дружка, который, сам того, наверное, не желая, всё-таки капнул свою ложку дёгтя в их бочку мёда.

Плохо чувствовать, что ты счастливо, потому что несчастен другой.

- Приезжай, - повторил Валька, и уколовшая его тоска развеялась, растаяла в запахе волос…

Жёлто-зелёный вертолёт повис, взмётывая винтами пыль, в пяти метрах над утоптанным грунтом посадочной площадки. Штурман, цепляясь за края двери, ногой столкнул вниз несколько пластиковых контейнеров и, перекрикивая свист и всхлипыванье винтов, обратился к сидящему на откидной скамеечке парнишке, между ног которого стояли автомат и небольшой рюкзак:

- Прилетели! - штурман говорил по-сербски с отчётливым польским акцентом. - Выгружайся!

- Высоковато! - крикнул в ответ парнишка, тем не менее закидывая рюкзак за плечи и вешая автомат на шею.

- Ниже нельзя! - крикнул штурман с серьёзным лицом. - Запрыгивать начнут!

- Ла-адно! - улыбнулся парнишка и, схватившись за протянутый трос, соскользнул вниз, а вертолёт рванулся ваерх, едва дождавшись, пока пассажир достигнет земли.