— Значит отправляйся.

Поток возражений переполнял его разум. С тех пор, как они стали командой, они никогда не разделялись и сейчас это казалось дурным знаком. Он может понадобиться ремонтной бригаде Тихо, или же они внесут какие-нибудь изменения в корабль, о которых он не узнает до критического момента. Или даже хуже, уехав, он может больше никогда не вернуться. Если Вселенная и дала понять что-то за последние несколько лет, так то, что ни в чём нельзя быть уверенным.

Звонок ручного терминала спас его. Амос вытащил устройство из кармана, посмотрел на него, набрал что-то на экране и нахмурился.

— Теперь мне нужно остаться одному.

— Конечно, — сказал Алекс. — Нет проблем.

Снаружи их апартаментов станция Тихо вытягивалась длинными, плавными кривыми. Она была одной из жемчужин Альянса Внешних Планет. Церера была больше, а станция Медина удерживала таинственную нулевую зону между кольцами, но станцией Тихо АВП гордилась с самого начала. Огромные широкие линии были не функциональны и придавали ей вид скорее парусного судна, а не тех кораблей, которых она обслуживала. Станция могла похвастаться своей красотой. Здесь находятся умы, которые раскрутили Эрос и Цереру; здесь находится верфь, которая построила крупнейшее судно в истории человечества. Мужчины и женщины, которые не так много поколений назад впервые преодолели бездну за Марсом, были достаточно умны и сильны, чтобы всё это построить.

Алекс отправился на долгую прогулку. Люди, проходившие мимо него, были астерами, их тела были длиннее по сравнению с земными, а головы больше. Сам Алекс вырос в относительно низкой марсианской гравитации, но даже он совсем не соответствовал физиологии, которую давало детство, проведённое в микрогравитации.

Растения росли в пустых пространствах широких коридоров, виноградные лозы ползли вверх против центробежной гравитации, хоть это и было против обычного тяготения на Земле. Дети бегали по коридорам, это напомнило ему время, когда он прогуливал школу в Лондрес-Нова[Нью-Лондон португ.]. Он выпил свой кофе и попытался утихомирить сжигавшее его чувство. Станция Тихо была так же искусственна, как и «Роси». Вакуум вне его корпуса не был более великодушным. Но спокойствие не приходило. Станция Тихо была не его кораблем, не его домом. Эти люди, проходившие мимо него, когда он шёл в общую зону и смотрел сквозь массивную и многослойную прозрачную керамику на сверкающие огнями верфи, не были его семьёй. И он продолжал задаваться вопросом, что Тали подумала бы обо всём этом. Попади она сюда, может, ей понравилось бы здесь, поскольку он не мог дать ей ту жизнь, которую она хотела бы прожить на Марсе.

Опустошив свою чашку, он развернулся и неспешно побрёл вместе с потоком пешеходов, уступая дорогу электрическим картам и обмениваясь небольшими, культурными любезностями на том многоязычном лингвистическом кошмаре, которым был астерский жаргон. Он не слишком задумывался о том, куда идёт, пока туда не дошёл.

«Роси» лежала в вакууме полуодета. С полностью срезанной внешней обшивкой и её внутренним корпусом, светящимся рабочими огоньками, она выглядела маленькой. Шрамы от их приключений, по большей части, покрывали внешний корпус. Эти шрамы уже исчезли, остались лишь более глубокие раны. Отсюда он не мог их видеть, но он знал, что они были. Он провел на «Росинанте» столько же, сколько и на любом другом корабле в своей карьере, и он любил её больше, чем любой из них. Включая его первый корабль.

— Я вернусь, — прошептал он кораблю, и словно в ответ сварочная установка на её корпусе на мгновение засветилась ярче, чем неэкранированное солнце в марсианском небе.

Апартаменты Наоми и Холдена были ниже по коридору чем те, где жили Алекс с Амосом. Их дверь так же была с отделкой под дерево, а номер на стене светился так же ярко. Алекс позволил себе войти, присоединяясь к уже идущему разговору.