Мнения в обществе относительно судьбы Софийской иконы Божией Матери разделились. Многие, в том числе и кое‑кто из иерархов российской православной церкви, полагали, что икона утрачена навсегда и о ней следует говорить лишь в прошедшем времени. Другие считали, что икона существует, и ее следует настойчиво искать. К этому лагерю относил себя и антиквар Ангулес, потративший немало сил и средств на поиски иконы.

Но были и такие, кто предлагал самый простой способ обретения иконы.

Известный российский миллиардер Арнольд Критский, сколотивший состояние на торговле природными ресурсами, недвижимостью, а также игрой на бирже, утверждал, что в поисках иконы далеко ходить не надо. Давным–давно известно, где она находится и что необходимо сделать, чтобы ее вернуть.

Сидя за столом в своем роскошном кабинете, отделанном резным канадским дубом, и рассматривая литографированное изображение Софийской иконы Божией Матери, стоявшее перед ним на столе, Ангулес вспомнил свою недавнюю стычку с Критским, произошедшую на телевизионном ток–шоу «Контрреволюция», которое вел сам министр культуры Прыткой. Тема дискуссии: возвращать или не возвращать культурные ценности, оказавшиеся в России после войн, в том числе Второй мировой, в качестве трофеев.

Арнольд Критский, большой, нестарый еще человек, но с изрядно оплывшей фигурой, с ходу заявил, что надо вернуть все и не настаивать на том, чтобы нам что‑то вернули в обмен.

Какой еще обмен? — разошелся Критский. — Европа — это очаг мировой культуры! А у нас это все равно приходит в негодность и гниет. Да и кому у нас нужны все эти картины и книги? Нашему народу еще долго надо учиться грамоте, чтобы догнать по уровню образования самые отсталые страны мира. В обмен можно попросить, если конечно дадут, возможность получить визы для экскурсионных групп студентов и школьников, которые будут ездить в Европу и наслаждаться там зрелищем прекрасно сохраненных предметов искусства.

Ангулес настаивал на том, что ничего возвращать нельзя, вообще ничего.

За все эти статуи, картины, партитуры великих музыкальных произведений мы заплатили кровью нашего многострадального народа, — спокойно говорил Грегор, не обращая внимания на яростный шум среди публики в телестудии. Он лишь немного повысил голос: — Мы это завоевали. Вот и все. Теперь это все наше. И нечего вымаливать прощение за то, что нам досталось в бою. Лично я думаю, что следовало бы вывезти еще больше трофеев. А Дрезденскую галерею, отреставрированную нашими специалистами «за так», нельзя было отдавать немцам ни при каких условиях. Это все равно, что возвращать жену ее первому мужу, который по ней соскучился.

Как‑то незаметно перешли к вопросу о том, что именно Европа предлагает взамен того, что находится в российских музеях. Тут Критского буквально прорвало.

Я был на днях принят в Ватикане, — со значением произнес он, подавшись вперед и схватившись за ручки кресла, которое жалобно трещало под его грузным телом. — Я имел встречу с Папой Римским. Папа Римский оказал мне самый любезный прием и продемонстрировал то, что долгое время скрывалось Римом, а теперь перестало быть тайной благодаря мне.

Критский сделал повелительный жест рукой, и его помощники забегали между рядами зрителей, направо и налево раздавая цветные фотографии.

Сейчас Ангулес держал в руках один из этих снимков, сделанных во внутренних покоях резиденции Папы Римского в Ватикане. Папа сидел в кресле и, казалось, спал глубоким сном. Впрочем, он был настолько стар, что это неудивительно. Рядом горой возвышался Критский, с почтением склонившийся к креслу Папы, словно внимая словам старца.

А перед ними двое служек в рясах и с тонзурами католических монахов с благоговением держали икону. Хотя снимок был сделан как‑то сбоку, нечетко, тем не менее изображение на иконе явственно свидетельствовало о том, что это — Софийская икона Божией Матери.