Зайцев встал со скамьи и направился к Большому Каменному мосту через Москву‑реку, чтобы выйти на Софийскую набережную.

Найроби, 1983

Когда мальчик стал жаловаться на головную боль и у него слегка поднялась температура, мать было подумала, что это летняя простуда. Но к ночи пятилетний ребёнок стал кричать от боли в груди. Родители не спали всю ночь. Не спали также и их соседи из‑за тонких стен в доме для советских дипломатов и открытых в такую жару окон.

Мать повела сына к врачу. Доктор Свобода из чешского посольства оказывал помощь сотрудникам всех коммунистических миссий. Он был хорошим и добросовестным врачом и через несколько минут заверил мать, что у её ребёнка всего лишь лёгкий приступ малярии. Он сделал мальчику инъекцию и дал ещё таблеток для ежедневного приёма.

Лекарство не подействовало. За два дня состояние ребёнка ухудшилось. Температура поднялась, озноб усилился, он кричал от головной боли. Посол разрешил обратиться в главный госпиталь Найроби. Поскольку мать не говорила по‑английски, с ней поехал муж, второй секретарь посольства Николай Ильич Туркин.

Доктор Уинстон Муа тоже был превосходным врачом и, вероятно, знал тропические болезни лучше чешского доктора. Он тщательно осмотрел мальчика и, выпрямившись, улыбнулся.

– Плазмодиум фальципарум, – объявил он. Отец озадаченно нахмурился. Он хорошо владел английским, но это была латынь. – Это разновидность малярии, к сожалению, не поддающаяся лечению препаратами с хлоро‑хинной основой, которые прописал мой уважаемый коллега доктор Свобода.

Доктор Муа сделал внутривенную инъекцию сильного антибиотика. Казалось, это помогло. Но через неделю состояние мальчика стало прежним. Мать была на грани истерики. Обвиняя во всём иностранную медицину, она требовала, чтобы её с сыном отправили в Москву, и посол согласился.

В Москве мальчика сразу же поместили в закрытую клиническую больницу КГБ. Это оказалось возможным, поскольку второй секретарь посольства Николай Туркин в действительности был майором из Первого главного управления КГБ.

В хорошо оборудованной клинике были и специалисты по тропической медицине – ведь сотрудники КГБ работали во всех уголках земного шара. Поскольку состояние мальчика внушало опасения, его медицинская карта попала сразу же к главному врачу отделения профессору Глазунову. Он прочитал присланные из Найроби заключения и распорядился провести компьютерные томографические и ультразвуковые исследования, которые являлись тогда последними достижениями диагностической техники и потому были практически недоступны в СССР.

Результаты его встревожили. Они показали наличие воспалительных процессов в различных внутренних органах. Профессор был мрачен, когда пригласил госпожу Туркину к себе в кабинет.

– Я знаю, что это за болезнь, по крайней мере я уверен, что знаю, но она неизлечима. При помощи сильных антибиотиков ваш мальчик сможет продержаться ещё месяц. Дольше – маловероятно. Я сожалею…

Рыдающую мать вывели из кабинета. Полный сочувствия ассистент объяснил ей, что было обнаружено. Это редкая болезнь, фактически нехарактерная для Африки, обычно она встречается в Юго‑Восточной Азии. Эту, как правило, смертельную болезнь обнаружили американцы во время вьетнамской войны. Впервые её симптомы проявились у пилотов американского вертолёта. Расследование показало, что, когда машина зависала над покрытыми водой рисовыми полями, лопасти винта, вращаясь, поднимали в воздух мелкие капли воды и пилоты вдыхали их, а вместе с ними и микроб, устойчивый против всех известных антибиотиков.