Взглянув на текст, он улыбнулся. Дело зашло так далеко, что дальше некуда. Для Монка оставалось одно последнее задание, после которого он должен снова уйти на дно до тех пор, пока его благополучно не вытащат оттуда. Но даже Ирвин не мог предвидеть того, что было на уме у непредсказуемого Монка.
* * *
В то время, когда над их головами пролетал Мартти, Игорь Комаров совещался с Гришиным в кабинете партийного лидера. В остальной части небольшого здания, где располагалась штаб‑квартира, никого не было, за исключением охранников, сидевших в своей комнате на первом этаже. Снаружи в темноте бегали на свободе собаки‑убийцы.
Сидевший за столом Комаров казался в свете лампы побледневшим. Гришин только что закончил докладывать вождю Союза патриотических сил о том, что узнал от предателя‑священника.
По мере того как он говорил, Комаров как бы начал съёживаться. Свойственное ему ледяное спокойствие покидало его, непоколебимая решительность, словно кровь, вытекала из его тела. Гришин встречался с этим явлением.
Это происходит с самыми грозными диктаторами, когда неожиданно они лишаются власти. В 1944 году Муссолини, чванливый дуче, за одну ночь превратился в растрёпанного испуганного человечка.
Магнаты‑бизнесмены, когда их банковские счета аннулированы, самолёт конфискован, лимузины изъяты, кредитные карточки отозваны, сотрудники увольняются и карточный домик рушится, в самом деле становятся меньше ростом, а их прежняя резкость превращается в пустые угрозы.
Гришин знал это, потому что видел генералов и министров, скорчившихся от страха в своих камерах: когда‑то могущественные хозяева из «аппарата» ожидали безжалостного приговора партии.
Все разваливалось, дни болтовни окончились. Пришёл его час. Он всегда презирал Кузнецова, вращающегося в своём мире слов и лозунгов, притворяясь, что власть держится на официальных коммюнике. В России власть держится на дуле пистолета; так было и будет всегда. По иронии судьбы потребовался человек, которого он ненавидел больше всех на свете, эта американская поганка, чтобы вызвать такое положение дел, когда президент СПС, утративший, кажется, всю свою волю, почти готов следовать советам Гришина.
Потому что Анатолий Гришин не допускал, что потерпит поражение от руки исполняющего обязанности президента Маркова. Он не мог отстранить Игоря Комарова, но он мог спасти свою шкуру и затем занять место, о котором не смел и мечтать.
Погрузившись в себя, Игорь Комаров сидел подобно Ричарду Второму, раздумывая о катастрофе, разразившейся так неожиданно.
В начале ноября казалось, что ничто на свете не может помешать ему победить на январских выборах. Его политическая организация была вдвое сильнее любой другой в этой стране; его ораторское искусство гипнотизировало массы. Опросы общественного мнения показывали, что он получит семьдесят процентов голосов – более чем достаточно для убедительной победы в первом же раунде.
Он совершенно не мог постигнуть происшедших перемен, хотя мог проследить шаг за шагом, как развивались события.
– Четыре попытки уничтожения наших врагов были ошибкой, – наконец произнёс он.
– Но, господин президент, тактически это было правильно. Только страшно не повезло, что троих в это время не оказалось на месте.
Комаров что‑то проворчал. Невезение? Возможно, но реакция оказалась хуже всего. Каким образом прессе пришло в голову, что за всем этим стоит он? Кто проговорился? Средства массовой информации всегда ловили каждое его слово; теперь они оскорбляли его, пресс‑конференция окончилась провалом. Эти иностранцы, выкрикивающие наглые вопросы. Он никогда не встречал такого оскорбительного отношения. Об этом заботился Кузнецов. Допускались лишь личные интервью, где к нему проявляли уважение, его мнение выслушивали со вниманием, кивали в знак согласия.
– Ты уверен в своём шпионе, полковник?
– Да, господин президент. |