В них выставлены стоящие буквально миллиарды долларов произведения искусства, имеющие ещё и историческую ценность. Все принадлежащее царям – их короны, троны, оружие, одежда, включая сюда ещё и лошадиную упряжь, – было расшито серебром, золотом, бриллиантами, изумрудами, рубинами, сапфирами и жемчугом.
Когда глаза привыкли к темноте, Монк разглядел перед собой туманное очертание лестницы, ведущей на верхний этаж. Слева от него виднелась сводчатая арка, через которую можно было пройти в залы, находящиеся на первом этаже. Оттуда послышался слабый звук удара, как будто кто‑то натолкнулся на одну из витрин.
Набрав побольше воздуха, Монк бросился сквозь арку и, используя приём парашютистов, покатился по полу, пока не упёрся в стену. Когда он был в дверях, то краем глаза увидел, как мелькнуло голубоватое пламя, вылетевшее из дула, и почувствовал, как его засыпало осколками стекла от разбитой пулей витрины.
Он не мог видеть всего, так как находился в длинном узком зале с длинными стеклянными ящиками вдоль стен и единственной витриной, тоже целиком из стекла, в центре. Внутри витрины в ожидании яркого электрического света и глазеющих туристов были выставлены бесценные русские, турецкие и персидские одежды, в которых короновались все цари – от Рюрика до Романовых. Один лоскуток любого из этих нарядов, с нашитыми на него драгоценными камнями, мог прокормить рабочего человека в течение долгих лет.
Наконец звякнул кусочек стекла. Монк напряг слух и уловил прерывистое дыхание, как будто кто‑то старался дышать бесшумно. Взяв осколок разбитой витрины, он швырнул его в темноту, откуда слышался этот звук.
Осколок упал на стеклянный ящик, раздались ещё выстрелы наугад и между выстрелами – звук шагов бегущего человека. Монк поднялся и, пригнувшись, побежал вперёд, держась за витрину в центре зала; затем он понял, что Гришин перебрался в следующий зал и там поджидает его.
Монк приблизился к соединяющей залы арке, держа в руке осколок стекла. Приготовившись, он бросил его далеко в глубь зала, прошёл через арку и сразу же, шагнув в сторону, спрятался за шкафом. На этот раз выстрелов не последовало.
Когда глаза Монка привыкли к темноте, он увидел, что находится в меньшем зале, где стояли троны, украшенные драгоценными камнями и слоновой костью. Трон, на котором короновался Иван Грозный, стоял в нескольких футах слева от него, а за ним – трон Бориса Годунова. Монк, конечно, этого не знал.
Человек, находящийся в зале, явно долго бежал, потому что после остановки под деревьями, где он отдохнул, Монк дышал ровно и размеренно, а где‑то впереди слышалось хриплое дыхание Гришина, жадно хватавшего воздух.
Высоко подняв над головой руку, Монк постучал стволом своего пистолета по стеклу. Он увидел в темноте яркую вспышку и тотчас же выстрелил в ответ. Над его головой зазвенело разбитое стекло, а с трона царя Алексея, в который попала пуля Гришина, посыпались бриллианты.
Очевидно, пуля Монка почти попала в цель, потому что Гришин повернулся и побежал в следующий зал, который – Монк этого не знал, а Гришин, должно быть, забыл – был последним, тупиковым. В этом зале стояли старинные кареты.
Услышав шаги впереди себя, Монк быстро побежал за Гришиным, чтобы тот не успел найти удобную позицию. Вбежав в последний зал, Монк нырнул за богато украшенную карету семнадцатого века, на четырёх колёсах и с позолоченным орнаментом. Наконец‑то кареты давали возможность укрыться, но они прятали и Гришина. Каждая карета стояла на возвышении, отгороженная от публики не стеклом, а шнурами, протянутыми между вертикальными стойками.
Он выглянул из‑за кареты, подаренной в 1600 году Елизаветой Первой Английской Борису Годунову, и попытался обнаружить местонахождение своего врага, но зал был погружён в полный мрак, и очертания карет едва можно было различить.
Пока он наблюдал, облака за узкими окнами разошлись и в зал проскользнул луч лунного света. |