|
А меня, должно быть, вытащил в реальность для компании. Скотина. — А обстановка у тебя недурна, — заметил я, не скрывая неприязни. Обстановка была, по правде говоря, немного странная. Вся одежда висела в коридоре на вешалках, а шкафы отсутствовали. Книг не было ни одной, вместо них возле компьютерного столика высилась многоярусная стойка, набитая компакт-дисками. Повсюду располагались очень странные и совершенно нефункциональные предметы — какая-то почерневшая коряга, напоминавшая крокодила, очень высокая ваза белого фарфора с голубым орнаментом в китайском стиле, туристическая палатка, растянутая между вбитыми в плинтусы гвоздями и батареей, со стоящим у входа примусом и надписью «Здесь живет Бегемот» на пологе, и так далее. В одной из комнат (всего их было три) я обнаружил целую коллекцию холодного оружия, которое было небрежно разложено на куске брезента вместо того, чтобы чинно висеть на стене. На серванте я увидел водолазный шлем с круглым окошечком, на подставке было выгравировано: «Дайвер — друг человека». — Откуда у тебя этот шлем? — спросил я хозяина квартиры. — Коллеги подарили, — Шелест передвигался по квартире босиком в черном махровом халате. — Я же бывший подводник. Чай будешь? — Ты обещал ответить на мои вопросы, — напомнил я. — Садись, — предложил Шелест. Каких-то пять минут назад я стоял у его двери с заточкой в потном кулаке, собираясь воздать Шелесту за причиненные мне страдания. Не смог, не хватило характера. Получилось так, что я пришел расписаться в своем поражении, в том, что не могу ни отомстить ему, ни просто повернуться и уйти. И мне оставалось, страдая от горечи унижения, лишь принять его гостеприимство. Теперь мы сидели на кухне, небольшой и уютной — теплый пол и обилие деревянных поверхностей делали ее похожей на дачный домик где-нибудь под Звенигородом. Шелестов разлил чай по стаканам, стоящим в старинных, потемневших от времени серебряных подстаканниках. Не спрашивая меня, он бросил в оба стакана по три куска рафинада и по дольке лимона — должно быть, привык жить в одиночестве, и такая простая мысль, что я могу не любить сладкий чай, не пришла ему в голову. Я подул на горячий напиток, потом взял чайную ложечку, на которой была выбита занятная надпись: «Меня не существует». — До сих пор не могу поверить, что все это случилось, — сказал я. — Были у меня друзья, Саныч... Голос дрогнул против моей воли, и я озлобленно уставился в свой стакан. С какой стати я плачусь этому Шелесту? Это же он во всем виноват! — Жалко, конечно, — сказал Шелестов. — Не повезло тебе с приятелями. А друга иметь хотелось — настоящего, великодушного, сильного и доброго. Вот Иллюзион и подсунул тебе твоего Саныча... — Что это такое? Ты говорил, это какая-то система контроля сознания, придуманная правительством? На основе нейрохимических проводников, рассеянных в воздухе? — Вообще-то все обстоит немного по-другому, — сказал Шелест, прихлебывая чай. — Но для простоты можешь пока думать так. Правительству легче контролировать граждан, которые живут в мире, где они счастливы и довольны жизнью. Происходит это за счет всеобщего информационного поля, которое влияет на каждого человека, находящегося в пределах досягаемости крупных информационных центров — мегаполисов. В итоге люди перестают замечать все плохое и начинают приукрашивать действительность. Вот вы, компьютерщики, видите прогресс технологий, а кто-то наблюдает чуть ли не инопланетян, разгуливающих среди нас. Слушать ваши разговоры — это просто умора: каждый талдычит о своем, совершенно не обращая внимания на другого. |
