Переодевшись в обычную форму, выхожу в коридор. Направляюсь к лестнице, снова пытаюсь затеряться среди однокурсников, но не получается. Едва я спускаюсь в холл, как с двух сторон меня окружают братья Баркель. Это уже даже становится чем-то привычным.

— Привет, Шеклис, — говорит один из них.

— … младший сын барона Шеклис, — продолжает второй.

— И вам не хворать, — отвечаю я. Детский сад какой-то, а не элитная Академия Лойнех.

— Мы слышали, что тебе пришлось проходить отработку, — слово вновь взял Левый.

— Да еще и на кухне, — хмыкнул Правый.

— Да, обожаю чистить картошку, — безэмоционально отвечаю я.

— Ты хочешь сказать, что ты ничего не рассказал Лойнеху?

— В смысле? — я удивляюсь, но темпа не сбавляю.

— Не стал говорить небылицу о том, будто мы первые начали, — теперь уже правый.

— О нет, я сознался, что я начал первый, что вы — несчастные жертвы моего дурного характера, — усмехаюсь.

— Правильно, Шеклис, — Правый хлопает меня по плечу. — Так и должно быть всегда.

— Хорошего дня, младший сын барона Шеклис, — выплевывает Левый и хлопает меня по второму плечу. И мне почему-то кажется, что я совершила ошибку. Что мое относительное молчание может выйти боком, из-за чего братья Баркель совсем распоясаются.

Глава 6. Е — Есть нельзя разговаривать

17

Видимо, я слишком сильно ждала выходных.

Стоит солнцу только постучаться в мои окна, как я вскакиваю. Меня переполняют эмоции, волнение. Привычно перепроверяю кулон — никакой изморози — и облегченно выдыхаю. Может, я зря запаниковала? Может, все еще образуется?

Причем желательно так, чтобы об этом не узнали родители.

Строгости моему отцу не занимать. Я слишком отчетливо помню, к каким методам воспитания он прибегал, когда мы были детьми. Кайду шесть, мне всего два. Мы дурачились, играли, и он случайно меня толкнул. Я заплакала от испуга, и брату всю ночь пришлось провести в темнице. В той самой, куда обычно отправляли провинившихся слуг. Я плакала, просила его выпустить, клялась, что сама виновата, что упала — но отец был непреклонен, говорил:

— Мужчины рода Зерг должны уметь отвечать за свои поступки.

Чем старше мы становились, тем жестче были наказания. Кайда могли выпороть за сущую мелочь вроде чуть измазанной за игрой рубашки. Причем меня отец никогда не наказывал, и я до определенного периода этим бесстыдно пользовалась, зачастую брала вину брата на себя. Но потом произошло то, что сильно изменило и меня, и брата.

В тот день мы играли в прятки. Носились по всему поместью, пока родители были на каком-то из приемов. Ни гувернантки, ни няни не могли с нами совладать — и только сейчас я понимаю, что не особо и хотели. Закрывали глаза на любые наши детские шалости, стоило отцу с матерью покинуть дом — хотели, по всей видимости, подарить нам детство.

А мы… мы заигрались. Кайд спрятался в отцовском кабинете, куда нам строго настрого запрещалось заходить. И я его нашла, почти сразу поняла, что он там. Одно неловкое движение, и разбилась ваза, стоящая у стола отца.

В тот день я, как и всегда, взяла вину на себя. Сказала, что мне стало интересно, что мне очень стыдно за то, что я забыла про его запрет, что я случайно. Отец выслушал молча, но после заставил нас с Кайдом выйти во двор.

Там уже стояли слуги, которые должны были следить за нами с братом. Добрая нянечка Агнес — молодая пухлая девушка, таскающая нам с братом сладости с кухни; с виду строгая гувернантка леди Лиррен — высокая худощавая женщина в летах, она искренне старалась каждое наше занятие по этикету превратить в интересную игру; дворецкий Нурсан, служивший роду Зерг долгие годы.