– Вопрос отклоняется, – сухо произнес Шейлс, указывая на труп. – Он не слишком-то разговорчив. Что, без сомнения, кое-кого весьма устраивает.

– Долго мне еще предстоит терпеть эти инсинуации? – осведомился Оскар.

– Я же сказал, Хуберт, хватит уже, – заметил Макганн.

– У нас здесь демократия, – сказал Шейлс, бросая вызов негласному авторитету Макганна. – И если я хочу что-то сказать...

– Ты уже сказал это, – заметил Лайонел, подогретый изрядным количеством алкоголя. – А теперь заткнись.

– Самое главное – это решить, что нам теперь делать, – произнес Блоксхэм. Утерев рот, он вернулся к столу, исполненный решимости вновь самоутвердиться после того, как его репутация была подорвана не вполне мужским поведением. – Наступили опасные времена.

– Поэтому мы и собрались здесь, – сказала Алиса. – Они знают, что приближается годовщина, и снова хотят затеять историю с этим чертовым Примирением.

– Но зачем они стремились проникнуть в Общество? – сказал Блоксхэм.

– Чтобы вставлять нам палки в колеса, – сказал Лайонел. – Если бы они знали, что мы собираемся делать, то могли бы перехитрить нас. Кстати говоря, галстук был очень дорогим?

Блоксхэм опустил глаза и увидел, что его шелковый галстук был весь перепачкан рвотой. Бросив злобный взгляд в направлении Лайонела, он сорвал его с шеи.

– Мне все-таки непонятно, что они могли у нас выведать, – сказала Алиса Тирвитт в своей обычной отрешенной манере. – Мы даже не знаем, что такое Примирение.

– Нет, знаем, – откликнулся Шейлс. – Наши предки пытались запустить Землю по той же орбите, что и Небо.

– Очень поэтично звучит, – заметила Шарлотта. – Но что это означает в конкретных терминах? Кому-нибудь это известно? – Последовало общее молчание. – Я так и думала. И вот мы пытаемся предотвратить то, чего даже не понимаем.

– Это был какой-то эксперимент, – сказал Блоксхэм. – И он не удался.

– Они что, были совсем чокнутыми, что ли? – спросила Алиса.

– Будем надеяться, что нет, – вставил Лайонел. – Душевные болезни обычно передаются по наследству.

– Ну, я-то уж во всяком случае не сумасшедшая, – сказала Алиса. – И черт меня побери, я абсолютно уверена в том, что все мои друзья так же нормальны и такие же люди, как и я сама. Если что-то было бы в них не так, я бы знала об этом.

– Годольфин, – сказал Макганн. – Вы что-то надолго замолчали, а это вам редко бывает свойственно.

– Набираюсь ума-разума, – ответил Оскар.

– Вы пришли к каким-нибудь заключениям?

– История циклична, – начал он неторопливо. Никогда еще ни один человек не был так уверен в своих слушателях, как он в эти минуты. – Мы приближаемся к концу тысячелетия. Разум будет вытеснен верой в чудеса. Холодность уступит место чувству. Я полагаю, что если бы я был опытным эзотериком и обладал историческим чутьем, то мне бы не составило особого труда выяснить конкретные детали того, что попытались сделать тогда, – этого эксперимента, как выразился Блоксхэм, и, вполне возможно, мне пришла бы в голову мысль, что сейчас самое время предпринять его снова.

– Весьма правдоподобно, – сказал Макганн.