У Пиппы перехватило дыхание, плечи ее опустились. Конечно, она придумывала истории о том, кто она и откуда. Смотреть правде в глаза было немыслимо. И невыносимо.

Прикосновения Яго, когда он продирался гребнем сквозь ее спутанные волосы, как ни странно, успокаивали Пиппу. Он приподнял ей подбородок и долго, словно скульптор, всматривался в ее лицо.

Затем прищурил один глаз и начал щелкать маленькими ножницами, теми самыми, которые она все собиралась украсть из стола на кухне.

– Твои истории очень хорошие, милая крошка, но они так и остаются только историями. Я тебя понимаю, потому что и сам когда-то поступал так же. Случалось, просыпался среди ночи и пытался из обрывков воспоминаний собрать портрет своей матери. С ней я связывал все хорошее, что знал о матерях вообще, и очень долго она, выдуманная мною, была даже лучше земной, настоящей. Всегда лучше. Красивее. Нежнее. Добрее.

– Да, – прошептала она. – Так и есть, я понимаю.

Он закрутил ей челку волной из нескольких прядей. Ветерок игриво трепал кудряшки.

– Мама жила в моих мечтах. Она была мне очень нужна. Каждый раз, когда мне бывало совсем плохо.

– Расскажите, когда вам было совсем плохо, – попросила она, зачарованно глядя, как мастерски работают его руки, коричневые снаружи и с белыми нежными ладонями.

– То было рабство, – ответил он. – Работа с утра до ночи до изнеможения, когда я замертво падал, а меня били, чтобы я снова работал. У тебя тоже есть мама, которая живет в твоих мечтах?

Пиппа закрыта глаза. Любящее лицо улыбалось ей. Тысячи ночей она провела, воображая своих родителей, пока они не стали такими, как ей хотелось бы. Красивыми. Мудрыми без изъяна. Безупречными во всем, кроме одной малюсенькой детали. Они как-то умудрились случайно потерять свою дочь.

– Да, и у меня есть такая мама, – подтвердила она. – И отец тоже. Мои истории меняются, но они – никогда. – Она открыла глаза и увидела, что он внимательно рассматривает ее изучающим взором. – А О'Донахью? – спросила она, притворясь, будто это всего лишь праздное любопытство.

– Его отец умер, вот почему Айдан теперь глава клана. Мать его тоже умерла, но его… – Он оборвал себя на полуслове. – Я и так много уже порассказал.

– Почему вы так преданы О'Донахью?

– Он подарил мне свободу.

– Так вы были его рабом?

Яго рассмеялся, и лицо его расцвело, словно какой-то неведомый цветок с его родного острова.

– Нет, мы встретились позже. Меня погрузили на корабль, следовавший из Сан-Хуана, что по другую сторону океана, ну, моря, чтобы доставить в Англию.

Меня отправили в подарок одной знатной даме. Мой хозяин жаждал ее удивить.

– В подарок? – Пиппа едва усидела на месте. – Вы хотите сказать, как чашку, или солонку, или ручного горностая?

– Ты упрощаешь, но почти так. Корабль потерпел крушение у берегов Ирландии. Я уплыл подальше от своего хозяина, хотя он и взывал о помощи.

Пиппа подалась вперед, заинтригованная:

– Он умер?

– Утонул. – Яго кивнул. – Я видел. Это удивляет тебя?

– Да! Вода была очень холодной?

– Совсем холодной. – Он засмеялся. – Я поплыл к острову, позднее узнал, что он назывался Скеллинг-Микаэл, там встретил пилигрима в замызганной мешковине, который посещал древние усыпальницы.

– О'Донахью Map в грязных лохмотьях?!

– Тот бродяга тогда еще не был О'Донахью Маром.