— Почему проверка кривой ведется на столь короткой дистанции? — спросил сам себя голос; — Почему не взято расстояние, по крайней мере, в дюжину раз большее?

— Потому что жизнь поколений этих организмов слишком невелика, а также наблюдаются быстрые мутации.

Похоже, что объяснение сочли удовлетворительным, поскольку голос продолжал:

— Самый юный образец начинает давать показания первым.

Я решил, что он имеет в виду Крошку, и она подумала то же самое, потому что вся напряглась. Но голос пролаял что-то, и пещерный человек задрожал. Он ничего не ответил, лишь сильнее скрючился.

Голос пролаял что-то опять. Потом сказал сам себе:

— Я кое-что установил.

— Что именно?

— Это существо не является предком остальных трех. В голосе машины почти что прорвались эмоции, как будто наш хмурый «бакалейщик» обнаружил соль в жестянке с сахаром.

— Проба была взята правильно. И тем не менее, — ответил он сам себе, — это неверный образец. Придется пересмотреть все относящиеся к делу данные.

На долгие пять секунд стало тихо. Затем голос заговорил снова:

— Это существо не является предком остальных образцов, оно всего лишь побочная линия. У него нет будущего. Оно будет немедленно возвращено в то время-пространство, откуда было взято.

В ту же секунду неандертальца уволокли. Я следил с тоской за его исчезновением. Сначала я испугался его, потом — презирал и стыдился. Он был труслив, грязен и дурно пах. Любая собака цивилизованней его. Но за последние пять минут я стал смотреть на него другими глазами: какой-никакой, а человек! Скорее всего, он не был моим далеким предком, но в нынешнем положении я вовсе был не намерен отказываться и от самого захудалого сородича.

Голос спорил сам с собой, решая, может ли процесс продолжаться, и в конце концов принял решение.

— Рассмотрение будет продолжено. В случае нехватки фактов для принятия решения будет взята другая дистанционная проба нужной линии. Иунио!

Римлянин поднял свой дротик еще выше:

— Кто сказал «Иунио»?

— Выходите давать показания.

Как я и опасался, Иунио объяснил голосу, куда ему следует идти и чем заняться. И не было никакой возможности защитить Крошку от его языка: английский перевод изложил нам все в полном объеме, да сейчас уже и не имело значения, удастся уберечь Крошку от «неприличных» речей или нет.

Голос продолжал так же невозмутимо:

— Является ли это вашими показаниями?

Тут же послышался еще один голос, в котором я узнал римлянина отвечающего на вопросы, описывающего сражения, рассказывающего об обращении с пленными. Мы слышали английский перевод, но даже в нем звучали гордость и самоуверенность.

— Колдовство! Ведьмы! — завопил легионер и стал делать рога пальцами, отпугивая колдуний. Трансляция прекратилась.

— Голоса совпадают, — сухо объявила машина. — Запись приобщена к материалам дела.

Но машина не прекращала допрашивать Иунио, требуя подробностей, кто он, как оказался в Британии, чем там заминался, почему считает необходимым служить цезарю. Иунио коротко на все отвечал, потом разозлился и перестал говорить, издав боевой клич, эхом прокатившийся по гигантскому залу. Он отпрянул назад и что было силы метнул дротик. До стены тот не долетел, но олимпийский рекорд был наверняка побит. Я вдруг понял, что кричу «ура!».

Дротик еще не успел упасть на пол, как Иунио обнажил меч, взметнул его в гладиаторском салюте и, выкрикнув «Слава цезарю!», взял на караул. Как он поносил их всех! Он доходчиво объяснил, что думает о тварях, которые не то что не римские граждане, но даже не варвары!

Да, сказал я себе, матч, кажется, подходит к концу.