– Мы отомстим за ваших близких.

Гнев и боль смели всю его рассудительность, осторожность и расчетливость.

– Да! – закричал Сенпат Свиодо возбужденно. Горячий васпураканин готов бил на что угодно, лишь бы не сидеть сложа руки. Но когда он перевел слова Скауруса Месропу Анхогхину, тот отрицательно покачал головой:

– Бесполезно. Те из нас, кто спасся, уже в безопасности, а мертвым не нужна наша месть. Эта земля видела довольно смертей. Казды только посмеются, если мы начнем драться друг с другом.

Скаурус открыл было рот, но возражения замерли у него на устах. Если бы ситуация была иной, он только поиздевался бы над подобными аргументами. Но Анхогхин, стоящий под проливным дождем с усталым отчаянием в глазах, не мог быть объектом для смеха. Плечи Марка бессильно опустились.

– Будь все проклято, но ты прав, – сказал он угрюмо и, увидев разочарование в глазах Свиодо, добавил: – Если дорога вперед закрыта, нам лучше возвратиться в Аптос.

Повернувшись к солдатам, чтобы отдать приказ, он впервые в жизни чувствовал себя постаревшим.

3

Аптос, расположенный на холмах к северо‑западу от Амориона, был совсем неплохим местом для зимних квартир, и очень скоро Скаурус убедился в этом. В удаленной от людей долине не было каздов, но слухи о том, что они рядом, доходили сюда, и гарнизон солдат был для местных жителей весьма кстати. Горожане знали о поражении, постигшем Империю, не понаслышке: местный магнат по имени Скирос Форкос отобрал отряд крестьян, чтобы сражаться с каздами на стороне Маврикиоса. Ни один из ушедших не вернулся, и теперь уже их родные и друзья поняли, что они не вернутся никогда. Сын и наследник Форкоса был мальчиком одиннадцати лет. Во время отсутствия мужа хозяйством управляла вдова Форкоса, Нерсе, – женщина суровой красоты, она смотрела на жизнь холодными глазами.

Когда римляне вернулись в Аптос, Нерсе встретила их, как правящая королева, в окружении всадников – не то придворных, не то охраны. Обед, на который она пригласила Скауруса и его офицеров, тоже напоминал официальную церемонию. Если римляне, заметив большое количество охранников, защищающих усадьбу Форкосов, ни слова не упомянули об этом, то и Нерсе не выказала удивления, увиден двойной взвод легионеров, сопровождающий трибуна и его офицеров.

Возможно, в результате этого взаимного молчания обед, состоящий из жареной козлятины с луком и картошкой, вареных бобов и капусты, свежевыпеченного хлеба и дикого меда и засахаренных фруктов, прошел довольно гладко. Вино лилось рекой, хотя Марк, заметив умеренность хозяйки и вспомнив печальные последствия своей недавней невоздержанности, пил не слишком много. Когда служанки унесли со стола объедки и пустые кувшины, Нерсе перешла к делу.

– Мы рады вам, – сказала она коротко. – Мы будем еще более рады, если вы отнесетесь к нам как к своему стаду, которое нужно охранять, а не как к жертвам, с которыми можно делать все, что вздумается.

– Поставляйте нам хлеб, фураж для лошадей и быков, и мы защитим вас в случае нужды, – ответил Марк. – Мои солдаты – не мародеры.

Нерсе задумалась.

– Это меньше, чем я могла надеяться, но больше, чем ожидала. Однако сдержишь ли ты свои обещания?

– Что значат мои обещания? Все покажет наше отношение к вам, а судьей будешь ты сама.

Марку понравилось, как Нерсе изложила свою позицию: она не просила о помощи. Нравилось и то, что говорила она с ним напрямую, без уверток, не пускала в ход природное обаяние. а держалась а римлянами как равная с равными.