Рукоятка кинжала была липкой; Кэйд замутило. Она нехотя взяла оружие, искренне сомневаясь, что когдалибо сможет заставить себя им воспользоваться. Она собралась было поведать это Сагорну, однако рядом с ней был ктото другой, более миниатюрный, но не Тинал. Светлые волосы джотунна, казалось, серебрились в темноте.

— Джалон? — догадалась Кэйдолан.

Ей бы следовало узнать менестреля, а не догадываться. Как Андор, новоприбывший первым делом осмотрел свою одежду. Кровавые пятна подействовали на него еще более угнетающе, чем на импа. Бедняга содрогнулся так, что даже зубы клацнули. Кэйд знала Джалона как мягкого, чувствительного мечтателя. Он никогда никого не убивал.

— Ты? Почему? — Ужас и отчаяние захлестывали герцогиню.

Чтобы не кричать, она опять впилась зубами в костяшки пальцев. Женщине казалось, что большего напряжения она выдержать не сможет. Но Кэйд помнила о своем высоком происхождении и по привычке стремилась сохранять достоинство. К тому же в ней текла джотуннская кровь, и это тоже накладывало немалые обязательства. Но она была на грани обморока. Изза мерзостного запаха Кэйд обливалась потом, а в висках больно пульсировала кровь. Но сознание терять было некогда.

«Инос! Инос! — как заклинание, твердила про себя Кэйд. — Ради тебя, Инос. Это ради тебя!» Воспоминание о племяннице, казалось, укрепило ее дух.

Но Джалону тоже требовалась поддержка. Менестрель был в панике. От ужаса бедняга дрожал так сильно, что зубы его стучали, как кастаньеты. Затем послышались всхлипывания, перемежавшиеся слабыми стонами: «Невозможно! Он с ума сошел! Я не могу больше!» Кэйд понятия не имела, что за план изобрел изворотливый Сагорн. Она знала только, что в любую минуту могут нагрянуть сотни разъяренных воинов. На «ахи» и «охи» у заговорщиков просто не было времени. Кэйд решила воспользоваться аргументом, который чудесным образом укротил Тинала.

— Ради Рэпа! Джалон, пожалуйста, постарайся ради Рэпа!

Всхлипывания разом прекратились.

— Да, ради Рэпа! Вы правы! — с усилием произнес Джалон.

Кэйд услышала, как хрустнули суставы сжатых в кулаки пальцев менестреля. Затем он прокашлялся, прочищая горло, и высунул голову из дверного проема.

— Эй! Куф! Поглядика! — выкрикнул Джалон голосом убитого тюремщика. От неожиданности Кэйд едва не выронила кинжал. Заркианский акцент был безупречен. Изза запертой двери послышалось ворчание, затем вопрос прозвучал более отчетливо, но все еще невнятно, словно ктото нехотя приближался к решетке. Затем голос Куфа громко спросил:

— Кто там?

Джалон нырнул назад в нужник и крикнул:

— Это Арг, дурак! Кто же еще, потвоему? Иди и глянь сюда, ради всех Богов!

— Что еще там? — раздраженно поинтересовался невидимый Куф.

Стремясь усыпить бдительность подозрительного стражника, менее гениальный артист переиграл бы, но Джалон знал, когда стоило сделать паузу. Поджидая жертву, менестрель отошел от двери и вызвал Дарада. Гиганту пришлось здорово согнуться, но меч он держал наготове. Лязгнул засов, заскрежетали петли, и голова в тюрбане высунулась изза двери.

— Арг, — недовольно ворчал Куф, — ты же знаешь правила! Внутри всего пятеро. Если хочешь, чтобы я на чтото там смотрел, зайди сюда и…

Тирада оборвалась. Дарада в нужнике уже не было. Стиснув зубы и размахивая кинжалом, Кэйдолан устремилась за ним.

Чуть ли не у порога, в щедром сиянии ламп, белел труп, распростертый на полу камеры. Герцогиня едва не споткнулась о тело. Противоположный от двери угол камеры застилал ветхий ковер, на котором все еще сидели трое тюремщиков. Схватившись за ятаганы, стражники молча начали подниматься на ноги.