Несколько минут полной тишины, нарушаемой только сосредоточенным сопением и шелестом переворачиваемых страниц, были прерваны тихим голосом Красина:
– Ваше Величество, материал настолько внушителен по объёму и по содержанию, что я просил бы Вашего разрешения ознакомиться с ним более обстоятельно? Разрешите забрать это с собой?
– Да, конечно, – живо отозвался император, – в настоящее время он не представляет собой какого-либо секрета, как любые фантазии на свободную тему. Давайте я только подпишу ваш экземпляр, чтобы не возникло недоразумений с жандармами, которые помнят, что входили вы с пустыми руками, а выходите с документами…
Чиркнув несколько слов, император закрыл папку, вручил инженерам и церемонно откланялся, любезно разрешив являться без доклада, если возникнут вопросы или предложения.
Выйдя из приёмной и рассеянно пройдя несколько шагов, Красин автоматически открыл папку и вдруг остановился как вкопанный, из-за чего следующий за ним Классон чуть не налетел на товарища…
– Что случилось, голубчик, – всполошился Роберт Эдуардович, – вам нехорошо, вы так бледны!
– Нет-нет, ничего, всё в порядке… – вымученно улыбнулся Красин, – не обращайте внимания, просто немного устал… Да вот еще и перчатки забыл в кабинете у государя… Вы это, езжайте обратно без меня, а я вернусь – заберу их и потом пройдусь – подышу свежим воздухом…
Адъютант в приёмной, ни слова не говоря, молча встал и распахнул перед инженером двери. Император стоял у окна и задумчиво смотрел на причудливый бакинский ландшафт, стремительно тонущий в зимнем вечере.
– Удивляешься, как быстро проходит день, – глухим голосом произнес он, не оборачиваясь, – а потом понимаешь, что это был не день, а жизнь… Вы что-то забыли, Леонид Борисович?
– Нет, – покачал головой Красин и, раскрыв папку, положил её на подоконник рядом с императором, – скорее нашёл, – и осторожно, как будто боясь обжечься, коснулся кончиками пальцев небрежной надписи по диагонали первого листа: “Нине от Кобы”.
В это же время. Поти. Яхта Штандарт
Аркадий Францевич Кошко, совсем недавно назначенный начальником сыскного отделения Рижской полиции и срочно командированный на Кавказ, с любопытством разглядывал легенду жандармерии – начальника секретной части Дворцовой полиции – генерала Ширинкина.
<sup>Выдающийся русский сыщик Аркадий Кошко</sup>
“Легенда” явно пребывал не в лучшем состоянии. Мешковатые синяки под красными от недосыпа глазами эффектно венчались короной из седых всклокоченных волос, которые генерал периодически приглаживал дрожащими пальцами.
– Мне Вас рекомендовали, как лучшего сыщика, – неуверенно начал Ширинкин, – застегивая уже изрядно засаленный мундир и приглаживая непослушные волосы, – ваши коллеги говорят, что Вы умудряетесь раскрыть даже те преступления, которые все остальные считали безнадёжными. Мне кажется, что у нас как раз такой случай.
– Вы переволновались, – как можно мягче улыбнулся сыщик, – хотя я прекрасно вас понимаю – быть публично обвинённым в нападении на офицера при таких, кхм, пикантных обстоятельствах – это крайне неприятно. Но могу Вас успокоить – пока нет ничего страшного. Зато есть много странного. Первое – мичман Головин путается в показаниях, рассказывая про детали нападения. Можно, конечно, отнести это на частичную амнезию, как следствие травмы, но уверенно опознать именно вас он точно не может.
Помнит генеральские погоны, аксельбант, фуражку, надвинутую на глаза и голос, который, простите, подделать можно даже шутейно, – и Кошко, картинно выставив вперед ногу и приглаживая волосы, произнес голосом Ширинкина его первую фразу: “Мне вас рекомендовали, как лучшего сыщика. |