|
– Вы держите в руках как раз план конкретных действий. Я предлагаю не подменять теорию Маркса революционными фантазиями и вместо этого заняться главным – начать менять базис. Действительно революционной работы неподъёмно много. Нужно заменять архаичные полуголодные средневековые крестьянские общины на промышленные агрокомплексы, превращающие крестьян в рабочих, а их тощие наделы – в фабрики по совместному высокотехнологичному производству продуктов питания.
Требуется создать новые отрасли промышленности, которых у нас вообще никогда не было. Необходимо модернизировать старые и строить новые заводы. Уменьшать долю неквалифицированного труда. Внедрять технологии, требующие от рабочих инженерных навыков. Нужно постоянно поддерживать плотное взаимодействие прикладных наук и производства таким образом, чтобы сами производственные потребности, сами индустриальные требования стирали различие и выравнивали образовательный тезаурус учёных и инженеров, интеллигенции и пролетариата. И вот тогда, – император поднял вверх указательный палец, – новые производительные силы будут настойчиво подталкивать к новым производственным отношениям, требовать образования и воспитания трудящихся нового типа… Император тяжело опустился на стул и покачал головой: – Хотя, и это тоже не гарантия… Цепляясь за власть, ОНИ любой плюс могут превратить в минус… Если посчитают для себя выгодным – откажутся и от промышленности и от образования… Подлая каста!.. Проклятое семя!.. Красин, боясь дышать, пристроился на соседний стул. Император сидел, понурив голову, полностью погружённый в свои мысли, и инженер с удивлением обнаружил раннюю седину, словно инеем обсыпавшую аккуратную причёску монарха. – Кто “они”? – тихо спросил Красин. Император поднял голову и буквально обжёг собеседника сталью, только что извлечённой из горна и начинающей подёргиваться синеватой окалиной. – Вы – счастливый человек, товарищ Красин, – совершенно глухим голосом, не вяжущимся с пронзительным взглядом, медленно произнёс он. – Вы ПОКА ещё не знаете, что это такое – деградация соратников, предающих ваши общие идеалы, разменивая их даже не на власть, а на внешние её атрибуты… Когда на ваших глазах мелкий бес тщеславия превращает их в больших предателей… И всё, что вы можете для них сделать – это уничтожить, как зараженных смертельным вирусом, пока они не уничтожили ваше общее дело – дело всей вашей жизни…
1924. Москва. Кремль. Авель Енукидзе, работавший в 1900 в Баку с Красиным, был другом семьи Сталина. Дети называли его “дядя Авель”. Обычно прямой, как оглобля, и громоподобный, как колесница Зевса, дядя на этот раз был тих, как мышь. 5 августа 1924 года секретарь ВЦИК Енукидзе молча вошёл в кабинет “племянника” и молча положил на стол справку о расходовании средств на отдых "особо ответственных товарищей". Из документа с грифом "Совершенно секретно. Лично" и примечанием "Без номера и без копии" следовало, что в предыдущем 1923 году на отдых и лечение главы Коминтерна и ленинградской парторганизации Григория Зиновьева было потрачено 10 990 рублей, председателя Реввоенсовета Льва Троцкого 12930 рублей. "Червонный" нэповский рубль в 1924 году равнялся 2,2 тогдашним или примерно 33 современным долларам. Рабочие получали в среднем полсотни рублей в месяц. "Это не полные сведения, – добавил, вздохнув, Енукидзе. – Кроме того, деньги выдаются и Рыковым (главой правительства СССР) из сумм СНК (Совета Народных Комиссаров)". Помимо кавказских и крымских курортов, вожди регулярно отдыхали за границей, особенно в дружественной веймарской Германии и Латвии. В 1924 году Рыков получил на эти цели три тысячи (примерно 45 тысяч современных – С. |
