Однако епископ Георгий, ожидавший нас в главном зале резиденции, ни словом не обмолвился о церковных делах: он привез гораздо более важные новости. От волнения его лицо потемнело, а пальцы резко пощелкивали в такт словам:

- Через десять дней вас посетит божественный Август. Он сейчас возвращается из Антиохии в Константинополь и специально заедет в Макеллу, чтобы с вами повидаться. - От испуга я онемел, а Галл не растерялся.

- Чего ему надо? - спросил он. Епископ раздраженно ответил:

- Он ваш двоюродный брат. Ваш опекун. Ваш государь. Он желает видеть вас, вот и все. Желает посмотреть, какими вы выросли, чему научились. Особенно его интересуют ваши успехи в богословии, поэтому я останусь в Макелле до его приезда. Мы повторим все, чему я старался вас научить, - это значит, тебе, Галл, придется изрядно потрудиться. Полагаю, от того, какое впечатление произведете вы на императора, зависит вся ваша будущность.

"И твоя, епископ", - помнится, подумал я про себя: мне очень хотелось, чтобы как можно больше людей разделили уготованную мне печальную участь. В том, что она именно такова, я был абсолютно уверен.

Начались тяжелые дни занятий. Целыми днями епископ гонял нас по всему Священному Писанию. К счастью, у меня отличная память и я могу с одного взгляда запомнить - хотя и не всегда понять - целую страницу текста. Между уроками мы пытались выведать, в каком расположении духа находится сейчас Констанций. Благосклонен ли он к нам? Оставят ли нас в Макелле? Но ответы епископа были неутешительными: "Божественный Август, как всегда, поступит наилучшим образом. Вам нечего страшиться, но только если он убедится, что вы преданы ему и покорны его воле". Однако мы, что и говорить, боялись всего на свете. До самого приезда императора я ни разу не сомкнул глаз.

За день до назначенного срока приезда Констанция в Макеллу прибыл императорский двор. Часть придворных находилась с Констанцием в Антиохии, однако большинство явилось прямо из столицы, из самого Священного дворца. Все первые государственные лица должны были разместиться в усадьбе, вокруг которой в поле разбили сотни палаток для тысяч писцов и чиновников, ведающих государственными делами.

Шествие началось на рассвете. Мы с Галлом устроились во внутреннем дворе и, разинув рты, подобно деревенским мальчиткам, глазели вокруг. В тот морозный день нам впервые довелось увидеть императорскую процессию и, захваченные великолепным зрелищем, мы забыли все свои страхи.

У парадного входа виллы стоял облаченный в сверкающую драгоценными камнями ризу епископ Георгий с серебряным посохом в руке. Справа и слева от него выстроился в почетном карауле гарнизон Макеллы; солдаты отдавали честь вельможам Римской империи, прибывавшим кто верхом, кто в крытых носилках. Каждого сопровождала свита из солдат, писцов, евнухов и рабов. Все царедворцы были облачены в военную форму разных родов войск: со времен Диоклетиана императорский двор сохраняет военизированный вид в знак того, что Римская империя со всех сторон окружена врагами.

Вскоре весь двор заполнился писцами и рабами, лошадьми и мулами, лишь на небольшую площадку около самого входа в виллу никого не допускали. Сойдя с коня, каждый вельможа приближался к дверям, и епископ Георгий приветствовал его, не забывая ни одного из его титулов. Большой знаток придворного церемониала, епископ знал на память, какую должность занимает каждый придворный и как его следует величать, - завидный дар, поскольку в наше время существуют сотни титулов и почетных званий, различия между которыми едва уловимы. Самую высокую ступень занимают "сиятельные" - это звание сохраняют пожизненно два консула, избираемые ежегодно, а кроме того, оно присваивается преторианским префектам и большинству сенаторов.