И надо сказать, подготовлен он был более тщательно, потому что уже не было необходимости судорожно останавливать студенческую потасовку. Теперь господа левые и господа правые жаждали начистить друг другу рыльце в порядке живой очереди.
Кроме того, в этот раз публика была более неоднородной. Не все студенты решили участвовать в нашем прекрасном тотализаторе второй раз, поскольку поистратились на первом. Но вместо учащихся магического университета прибыло много других, тоже юных и горячих.
Я смотрел за ними по камерам и размышлял о том, что возраст основной аудитории этого заведения где-то в районе двадцати. Правда, что революции делаются руками юных, неокрепших умов. Когда еще никакого критического мышления не развито, своего ничего не нажил, а родительское как свое не воспринимается.
Только чистая придурь в башке и силушка богатырская в руках.
В дверь кабинета вежливо постучали, и я свернул все окна в компьютере.
— Войдите.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел, нет, не вошел — протиснулся мужчина. Он был таких впечатляющих габаритов, что у меня даже сами собой закрались мысли, не затесался ли в родственники парню Поддубный.
— Добрый день, — исподлобья поздоровался мужчина.
— Здравствуйте, присаживайтесь, — вежливо пригласил я гостя.
Мужчина садиться не стал. Он вообще замер посреди помещения, смотря на меня недобро, излучая скрытую агрессию.
— Вас зовут?..
— Антон Плотников, — процедил гость.
А, это тот, который по пьяной дури заложил кусок отцовской земли где-то в бескрайних просторах Сибири-матушки. Кусок земли, как назло, кормил три поколения семьи Плотниковых, так что пришлось выкручиваться.
Ловким движением фокусника я достал из ящика стола его расписку и придвинул в сторону гостя по столешнице.
— Ваш документ.
Плотников покосился на бумагу, но брать не спешил.
— И чего ты за него хочешь? — спросил мужчина.
— Вообще, я не против мира во всем мире, но конкретно сейчас хотелось бы побыстрее завершить нашу беседу, — усмехнулся я.
И тут господин Плотников вспылил. Собственно, сразу стало понятно, как так его развели и на выпить, и на заложить землицу — дури много, а мозгов недодали.
— Я с тобой, щенком, дел вести не буду! Заради сопляка шею подставлять я не собираюсь!
Господи, когда я уже перестану выглядеть, как вчерашний школьник? Это прямо очень мешает моему социально-экономическому прогрессу…
— Ты расписку берешь или нет? — спросил я, отставив все попытки провести культурный диалог.
Мужчина подошел к столу, схватил бумагу, развернул и, пробежав глазами по содержимому, громко выдохнул. Но вместо заверений в вечной любви и своем искреннем расположении этот идиот решил покачать права.
— Я на Грифа отпахал больше года! — заявил он. — Столько денег заработал, а мне — ни рубля!
— Соболезную, — сухо ответил я, чувствуя, что ничем хорошим конкретно этот акт моей доброй воли не закончится.
— Соболезновать будут твои родственнички, если ты мне эти деньги не отдашь, — оскалился вольноотпущенный боец.
Нет, решительно надо что-то сделать с рожей, а то я слишком добреньким кажусь как будто.
Плотников меж тем решил подкрепить свое намерение действием и попытался перегнуться через стол, чтобы схватить меня. А в следующее мгновение бедолага взвыл, потому что тянущаяся ко мне лапища оказала проткнутой толстой ледяной иглой.
Мужик взвыл, мгновенно одернув руку и прижав ее к себе.
— Шел бы ты отсюда подобру-поздорову, — проговорил я, чувствуя невероятное раздражение. |