И затем куцый, голый подлесок осветил яркий пожар взрыва — работали маги огня в компании с тяжелым вооружением.
Наши?
Алексею казалось, что он лишь моргнул, но на самом деле парень отключился и разбудил его вопль в гарнитуре.
— Ермаков, Меншиков! Ермаков! Меншиков!
Алексей хотел вскинуть руку с сигнальным огнем, но магии не осталось, и парень лишь зло зашипел. Зато у лежащего рядом Меншикова, предпочитавшего обычное оружие, ее было в избытке. Максим вскинул кулак, послав в небо сигнальный огонь.
— Вижу, вижу… Сейчас заберем, — забормотала гарнитура с облегчением.
Время растягивалось, как тянучка, и сжималось, как пружина — вот они еще лежат в овраге, а вот уже Максиму накладывают жгут. Вот их грузят на носилки, а вот они уже трясутся в кузове с другими ранеными, которых спешно везут по проселочным буеракам в полевой госпиталь.
— Ты мне жизнь спас, — негромко произнес Ермаков, скосив глаза на Меншикова.
— Ты мне тоже, — усмехнулся тот в ответ.
— Мог бы бросить, — продолжил Алексей. — А потом сказать, что так и было.
Максим сверкнул глазами.
— Не мог. Я, может, и не твой лучший друг, но не сволочь.
— Спасибо, — Ермаков отвернулся.
— И тебе, — эхом ответил Меншиков.
Может ли слепой случай сделать из противников соратников? Изменить судьбы людей? А целой страны?
Мальчишки когда-нибудь вырастут, придут к власти, и что тогда будет — застарелая вражда или омытая кровью дружба?
Каждый сейчас думал об этом, но ни один не стал говорить этого вслух.
Москва, бар, Анна Румянцева
Надо отдать Николаю Распутину должное — ухаживать он умел. Осыпал Анну подарками, цветами, писал красивые текстовые сообщения и выводил в свет.
Впрочем, богатой ложе театра Анна предпочитала шумные бары, где Николай собирался с друзьяшками. Девушка легкомысленно хлопала ресницами, то льнула к Распутину, то равнодушно потягивала коктейль. Но что бы они ни делала, неизменным было одно — Анна не переставала слушать.
Слушала, слушала и каждый раз восхищалась тому, как этот паршивец вертит людьми и мнением любой группы.
— Слышали, Максим Меншиков в госпитале? — ахнула одна из постоянных куколок, украшавших этот стол.
Анна сразу четко определила, кто из сидящих имеет вес и значение, а кто — массовка или украшение стола. Так вот, говорившая была просто красивая картинка, которую на этом этапе своего взросления тискал один из молчаливых и несимпатичных бояричей.
— Говорят, его спас Ермаков, представляете? — продолжала трепать языком девчонка.
— Олеся, — тоном строгого настоятеля храма проговорил Николай. — Ну что за глупые сплетни? Мы все тут взрослые, серьезные люди. И все понимаем, что Ермаков ни при каких условиях не мог бы спасти Максима.
— А вот пристрелить — мог бы, — хохотнул другой боярич.
— Ростислав! — строго одернула говорившего его спутница.
— Ну а что? — ухмыльнулся тот, после чего кивнул на Распутина-младшего. — Вон, посмотри на Никки. Он наверняка что-то знает. Знает и молчит!
— Знаю, — легко согласился Распутин.
— Расскажи, расскажи нам! — тут же загомонили остальные присутствующие.
— Правда, что Ермаков подстрелил Меншикова?
— Теперь будет война родов?
— А государь знает?
— Друзья, — оборвал словесный поток Распутин. |