Коренастый, ростом чуть ниже Фромлакса и старше его лет на двадцать, Фигуинг был обладателем подкупающе черной шевелюры. У него был сильный, глубокий загар, который, как показалось Олбану, бледнел на глазах под скудным октябрьским солнцем Шотландии. У него также был сильный, глубокий голос, которым он умело пользовался.
— Подружились, ребята? — спросил он. — Все о'кей?
— Мистер Макгилл считает, что человек произошел от обезьяны и что христиане ничем не лучше мусульман, — сообщил Фромлакс своему боссу, у которого по крайней мере хватило ума принять огорченный вид.
— Или иудеев, если уж на то пошло, — рассудительно добавил Олбан, отчего у Фромлакса еще больше расширились глаза. — Я атеист, мистер Фигуинг, — сказал он, обращаясь ко второму, — и пытаюсь объяснить Тони, что, с моей точки зрения, иудаизм, христианство и ислам — даже не отдельные религии, а всего лишь секты внутри одного большого женоненавистнического культа, основанного неким шизофреником, слышавшим голоса, которые повелели ему убить родного сына. И я действительно верю в эволюцию, а не в мистику. А кроме того, я твердо стою на том, что молния — также не дело рук божественного громовержца.
— Ну, вероисповедание человека — это его личное дело, — сказал Фигуинг, глядя поочередно на того и другого. — Самое главное — это готовность к диалогу, к достижению согласия везде, где только возможно.
— Самое главное — мир во всем мире, — сказал Олбан, надеясь, что это само по себе звучит как согласие, хотя он этого не планировал.
— Тони, — сказал Фигуинг, положив ладонь между лопатками молодого менеджера, — будь добр, побеседуй с мистером Перси Уопулдом…
— Скофилдом, — поправил Олбан. — Дядя Перси вошел в семью через жену.
— Да, конечно, со Скофилдом, прошу прощения, — сказал Фигуинг, кивая Олбану и примирительно поднимая руку, а потом с улыбкой обратился к Фромлаксу: — Перси — это бренд-менеджер. В очках, тот, что сидит у камина рядом с Уинифред. У него есть вопросы. — Он похлопал младшего коллегу по плечу. — Возьмешь его на себя?
— Охотно, — сказал Фромлакс и, бросив последний, наполовину неприязненный, наполовину сочувствующий взгляд в сторону Олбана, встал, взял со столика свой ноутбук и направился в сторону группы, расположившейся у камина.
Фигуинг проследил, чтобы Фромлакс присоединился к беседующим, и сказал:
— Очень своеобразная, просто уникальная леди, ваша бабушка.
— Да, она у нас феномен, — сказал Олбан, решив, что ему неплохо удается этот прием кажущегося согласия.
— А насчет Тони — не судите строго, — сказал Фигуинг. — Этот парнишка — глубоко верующий.
Он осклабился. На нем были уличные брюки, рубашка и свитер, в руке он держал стакан виски со льдом.
— Для молодых приходится делать скидку, подходить к ним помягче. — Он опять поднял одну руку. — Впрочем, он не намного моложе вас, мистер Макгилл. — Но вы понимаете, что я имею в виду.
— Конечно.
— Что касается меня, — сказал Фигуинг, тыча себе в грудь стаканом, — я лично убежденный капиталист.
— Называйте меня, пожалуйста, Олбаном. Кстати, мы с Тони перешли на «ты», но это не помешало нам сцепиться.
Фигуинг усмехнулся, откинувшись назад.
— Насколько я понимаю, вы ратуете за то, чтобы семейная фирма оставалась у семьи, — сказал он и поднял руку, будто пытаясь чему-то помешать. |