— Здесь есть тосты, — услужливо напомнил Олбан. — Положить тебе? С твоим любимым медом?

— Да, Олбан, пожалуйста. Огромное спасибо. Но вначале немного масла, голубчик.

— Итак, — сказал он, — цена. Твое мнение?

— Право, не знаю, следует ли вообще соглашаться на продажу. Ты как думаешь?

— По-моему, тут есть над чем поломать голову. Мне кажется, «спрейнтовцы» уже поняли, если, конечно, им не удалось оболванить наших охотников, что предложение насчет ста двадцати миллионов не прокатит. Я полагаю, они предложат сто сорок и намекнут, что дадут сто пятьдесят, если мы будем по-настоящему настойчивы. Их реальный потолок, вероятно, двести.

— Это огромные деньги, — ответила Уин, захрустев тостом с медом.

— Можно мне взять тост?

— Конечно, ешь на здоровье.

Он положил на ломтик подсушенного хлеба немного меда и сказал:

— Коль скоро они нас оценивают в такую сумму, подразумевается, что мы и сами в конце концов получили бы те же деньги за счет авторских прав и лицензий — не расставаясь с тем, что у нас есть. Эту мысль стоило бы внушить тем, кто думает кошельком. — Он с хрустом откусил кусочек тоста с медом. — Если, — сказал он, прожевав, — есть желание внушать.

— А сам-то ты что решил, Олбан? Люди — ну, скажем, некоторые, — похоже, прислушиваются к твоему мнению. Тебе нужно сперва самому определиться, не так ли?

— Вкуснота, — сказал он, съев ломтик тоста. — Ничего, если я возьму еще кусочек?

— Да, пожалуйста, — сказала Уин, причем вид у нее был не такой благосклонный, как тон ответа. — У тебя отменный вкус, Олбан. Это особенно редкий и дорогой мед.

— Значит, лучше не набрасываться, да?

Уин негромко и неуверенно засмеялась, а Олбан тем временем щедро мазал подсушенный хлеб густым, темным медом.

— Вы с Софи ездили на рыбалку? — спросила Уин.

— Ездили. Не очень успешно.

— Не правда ли, чудесно, что у вас наладились отношения?

— Да, в самом деле. Послушай, Уин, у меня к тебе предложение.

— Какое? — спросила она с ноткой тревоги.

— В конечном счете мы, видимо, продадим фирму. Если так, надо постараться выжать максимальную цену. Я бы предложил сказать «Спрейнту»: сто восемьдесят. Хотите — берите, нет — до свидания. Единственное, о чем следует договориться, — это соотношение денег и акций при окончательных расчетах. Готов сказать это при всех, хотя в душе предпочел бы, чтобы мы сохранили фирму. Однако я готов выступить. Так подсказывает мне разум, но не сердце. В данный момент я не знаю, что еще сказать.

Уин смотрела на него, часто моргая.

— Ох, — только и произнесла она.

— Мне кажется, сто восемьдесят — приличная цена, — сказал он. — Но мне бы хотелось кое-что уточнить, прежде чем озвучить эту цифру. Я знаю, — он жестом предотвратил возможный вопрос, — у меня, наверное, меньше влияния, чем мы с тобой предполагаем, и мои слова могут остаться незамеченными, но исходя из того, что… — Его голос дрогнул.

Уин покачала головой:

— Ну же, Олбан? Я, признаться, немного растерялась…

— Уин, — вздохнул он, — что-то не похоже.

— Да-да, — подтвердила она, — поверь, я в растерянности.

Он улыбнулся, перевел дух и сказал:

— Позволь рассказать тебе одну маленькую историю.