Изменить размер шрифта - +
Люди и кони сплошь и рядом становились жертвами нестерпимого зноя, страдая безумным сердцебиением; их легкие больно сжимались, конечности сводило корчами, а мозг заполняла черная тьма — ужасная, мучительная кончина.

Тем не менее автор старался как мог. День за днем он осматривал пирамиды, монастыри, лабиринты и крепости. Решительно заходил в пещеры, лачуги, спускался в запечатанные подвалы и в петляющие подземные галереи. Ночевал в склепах, которые кишели жалящими насекомыми. Бывал и в тесных курятниках, и во дворцах на сотни комнат. Бесстрашно проникал в заброшенные селения и спотыкался о минареты, погребенные в песках. Дивился пирамидам Сахары, небесной планисфере Дендеры, карнакским колоннам, поющим колоссам Мемнона и божественному острову Филе, а посетив Луксор, зарисовал тот самый обелиск, что много лет спустя воздвигнется над погребальной процессией Наполеона в Париже.

— Представляю, как это должно быть потрясающе, — рассуждал сэр Гарднер у себя в гостиной, разбирая подходящие по цвету образцы, — увидеть все эти древности так, словно ты — один из первых зрителей.

Ринд оторвался от записи беглых заметок.

— Но вы же сами утверждали, что еще прежде в Египте бывало множество путешественников.

— Денон обладал особенно проницательным взором. Во многих смыслах это он открыл Египет для современности. После него храмы уже не те.

— Значит, Денон… Вы хотите сказать, его пристальный взгляд в каком-то смысле умалил загадку Египта?

— Денон и его восторженные последователи. Общими усилиями они лишили древние памятники былого величия, словно прошлись по ним ураганом, — это бесспорный факт.

— Получается, к тому времени, как вы попали в страну?..

— Храмы, чертоги, гробницы — слишком многие из них уже были изучены и измерены, зарисованы в мельчайших подробностях, воспроизведены в скульптуре, что, сами понимаете, заметно приуменьшило радость открытия. Оставалось одно — искать никому не известные склепы и чертоги.

Молодой собеседник увидел неплохую возможность — и не преминул ею воспользоваться.

— И сколько же вы нашли?

Знаменитый археолог пристально посмотрел на него поверх образцов.

— Сколько смог.

Ринд поспешил сделать вид, будто поглощен своими заметками.

Сэр Гарднер продолжал буравить его взглядом.

— Могу я спросить, как вам его «Путешествия»?

— Продвигаюсь… — ответил шотландец, силясь не выдать своего горячего интереса.

— И что вы думаете?

— По-моему, это просто… восхитительно.

— Разумеется, — оживился сэр Гарднер. — А знаете, что меня восхищает больше всего?

— Гравюры?

Археолог усмехнулся.

— Нет, хотя они тоже изумительны. Автора отличает глубина моральной ответственности за происходящее. Его занимает судьба страны, а не только древние руины. Денону хватает силы духа, хватает дерзости задаваться вопросами о том, каковы мотивы экспедиции. Он размышляет, не явились ли французы с тем, чтобы просто сменить мамелюков на троне, и чем вообще последние заслужили такую немилость. Причем все это — на страницах книги, посвященной главнокомандующему кампании.

Ринд кивнул.

— Да уж, редкая храбрость.

— И это при всей его осторожности.

— Скажите, а вы ни разу не встречались?

Сэр Гарднер отвел глаза.

— Ну, когда я впервые приезжал в Париж, старик еще держался молодцом… — Тут он умолк, отложил образцы и явно решил сменить тему: — А как вы смотрите на то, чтобы вместе отужинать?

Ринд невольно заартачился.

Быстрый переход