— Возьми его меч! — крикнула Лорелин Марьяне, пока зимбурийки с криками метались вокруг, еще более напоминая перепуганных овец. Уцелевший стражник свернулся в углу, постанывая от страха и держась за лицо. Марьяна поглядела на Лорелин, будто не верила своим глазам.

— Что ты делаешь?

— Надо отсюда убираться, — ответила Лорелин. — Надо помочь повстанцам. Эй, помоги-ка мне натянуть его одежду и доспехи, — она показала на убитого стражника, — а сама возьми его меч!

— Не могу, — пролепетала Марьяна, съеживаясь. — Я никогда никакого оружия не держала в руках. Это бесполезно, госпожа Лорелин, — я не так сильна, как ты, и не так смела!

— Ты должна быть и сильной, и смелой, — отмела Лорелин ее возражения, натягивая доспехи. — Ты — царица Шурканы. Вы должны быть смелой ради своей страны, ваше величество.

Марьяна уставилась на нее, соображая. Впервые за все время плена она поняла, что смерть отца и братьев делает ее наследницей трона. Ведь Шуркана пала, и как тогда может быть наследник у трона Лотоса? Но сейчас Халазар свергнут, и она поняла наконец: она свободна — и Шуркана свободна вместе с нею.

«Царица».

Марьяна дрожащими руками подобрала упавший ятаган. Отлично уравновешенный клинок, не такой тяжелый, каким казался на взгляд, и оказалось, к удивлению Марьяны, что она ловко им владеет.

— Молодец! — одобрила Лорелин, натягивая шлем. — Да прекрати ты хныкать! — Это дрожащему стражнику. — Если бы яд должен был тебя убить, ты бы уже умер. И это ты после всех своих разговоров насчет «умереть с честью»!

Лорелин схватила флягу и, разбив оконное стекло рукоятью меча, выбросила во двор вместе с ее содержимым.

— Вперед, ваше величество! — крикнула она, устремляясь к двери.

Лорелин и Марьяна выбежали в коридор, ведущий к большой центральной лестнице. Снаружи доносились звуки: проклятия и лязг стали о сталь.

Халазар бурей ворвался на стену. Рычащая беснующаяся толпа собралась вокруг центральной цитадели, и дворцовая стража выстроилась против нее несколькими батальонами, Халазар сжимал кулаки, глядя налитыми кровью глазами на собравшихся внизу бунтовщиков. С высоты они казались насекомыми, кишащей мелочью, которую можно раздавить сапогом. Если бы это было так!

Снова и снова он приказывал солдатам бить по толпе из пушек и стрелять из луков. Солдаты повиновались, падали в толпе убитые и раненые — и все же толпа росла, как какой-то рычащий монстр, отращивающий себе новые головы взамен отрезанных. И с каждой атакой народа рос в армии раскол. Одно дело — нападать на мохарцев или шурканцев, совсем другое — стрелять по своим. Многие из рекрутов родились на этих самых улицах, у них были жены, друзья, родственники среди горожан. А многие открыто взбунтовались. Кто-то срезал с виселицы тело генерала Гемалы — без сомнения, чтобы похоронить. Открытое нарушение царского приказа.

Халазар скрипнул зубами. И Мандрагор не откликнулся пока на призыв о помощи.

— Я его покараю за такое неповиновение! — прорычал царь. — Когда он придет, я закую его в холодное железо, как его гоблинских слуг!

Гемала предупреждал его перед смертью: «Этот Мандрагор никакой не дух! Да, он волшебник страшной силы, но все равно смертный. Ты сам видел, царь: у него текла кровь! Разве может течь кровь у духа? Он с самого начала обманул ваше величество!»

— Правду говорил Гемала, — выдохнул Халазар, кипя. — Мандрагор обманул меня.