Нет ответа. Бротиган сел на гусеницу, потер лоб рукой в лыжной перчатке и повторил попытку. Кэссиди молчал как мертвый. Какая жалость. Он упустил чудесную возможность выслушать покаянную Бротиганову речь. Сам Бротиган при этом упустил нечто более существенное. Кажется, это была его, Бротиганова жизнь.

Кэс бы ответил, кабы был на планете. Теперь, когда ионная глушилка не работает, дыр в сети связи вроде бы нет, если функционируют все башни, а мы в силу нашей профессии не можем не ответить на вызов, даже если нам очень не хочется разговаривать. Похоже, их всех сняли, договорились за его спиной, а его банально забыли. Или каждый решил, что его подберет другая сторона: так обычно бывает в анекдотах. Местный менеджер «Седьмой грани» не знает о нем и узнал бы только по предъявлении кодовых слов, а Норм с Кэссиди, естественно, решили, что пусть противная сторона заботится о своем сукином сыне.

Я остался один на планете! И что мне с ней делать?

Он встал и сделал пару шагов вдоль борта. Такая дикая, нецивилизованная тишина!

Аккумулятор в палатке сядет через неделю. Еды он взял на два дня. Можно попробовать запустить генератор и поискать еду по норам. Объявить робинзонаду и ждать, пока кто‑нибудь придет. Позвать на помощь нельзя: уходя, люди уносят с собой гиперпередатчик.

Бротиган вдохнул колючий воздух, холодный и лично ему совершенно чужой. Ему внезапно сделалось лениво и скучно. Он никогда не любил «Робинзона Крузо» – ведь это повесть о силе духа и о надежде, а сами по себе они не существуют. Пошарившись в закромах памяти, обнаружил там детство, которого почти не помнил, и юность, за которую не смог зацепиться. К его собственному удивлению – ничего личного. Тогда он снял с пояса еще один предмет, про который всю дорогу думал, что тот не пригодится. Лишний вес в пути: его не съесть, и переночевать в нем тоже не получится.

Только застрелиться.

* * *

Последний челнок с Авалона Натали Норм ждала с особенным нетерпением: на нем должны прибыть свои, и приключение для них закончится. Айне было сказано, что вот приедут папа и Брюс и мы отправимся домой, довольные, счастливые и – вместе. Немыслимо держать на руках эту активную крепышку все время, пока челнок чалится, а потому пришлось смириться и не толкаться в общей группе, а чинно сидеть на поливиниловом казенном диванчике в диспетчерской, отделенной от причала прозрачной пластиковой переборкой, и делать вид, что превосходно владеешь собой.

В шлюзовой зоне нынче много лишних: представители конкурирующих сторон, миротворцы, болтающиеся без дела, и просто работники причалов. С диванчика ничего не видно, все загораживают спины, а Айна уже слишком велика, чтобы сажать ее на плечи, и потому тянется на цыпочках и плющит нос о стекло. Ага, над воротцами шлюза загорелась зеленая лампочка: кто‑то ждет там, пока выровняется давление. Створки открываются, возле них образуется человеческий водоворот. Приматора Ариадна, которую цепкий взгляд Натали мельком выделяет в общем месиве, главным образом из‑за темно‑зеленого одеяния, хранит на лице непроницаемое, «в целом положительное» выражение.

Ждать оставалось недолго. Обязательный душ, медицинские процедуры и переодевание. Такие вещи Рассел ухитряется проходить быстро, деловито и почти безотчетно, Брюс проигрывает ему почти вдвое. Это ничего. Очередь взрослого сына всегда вторая. Просто эти последние минуты самые длинные.

Момент встречи потонул в восторженном реве: «Папа!» Семейству дали минуту, чтобы обняться, а после неделикатно прервали: комиссия подводила итоги, и Приматора желала, чтобы госпожа Норм заняла свое место. Норм отправился вместе с ними в качестве приглашенного свидетеля и для разъяснений, каковые могли понадобиться комиссии, а Айна поехала у него под мышкой. Играем в шпионов, молчим и слушаем. Кто слово сказал, тот провалился.