|
— Давненько я не гулял на свадьбе… — Что ты понимаешь в свадьбах, Гриша? — Князь позорно «профукал» верный шар и в сердцах плюнул, уступая очередь Переславцеву. — Разве у вас здесь свадьбы? Это поминки, а не свадьбы, генацвале! Вот у нас, в Тифлисе!.. О-ла-ла-о-ла!.. — затянул он гортанную песню, намереваясь пройтись по бильярдной в зажигательном горском танце. — Увы, боюсь, не получится у нас погулять на свадьбе юного графа, — подал голос князь Вельяминов, доселе в разговоре не участвовавший, поелику с головой был погружен в разгадывание крестословицы[6 - 6 Крестословица — кроссворд.] из свежего номера «Смехача». — Так что, Гоги, прекрати мне мешать и займись бильярдом. Поручик сейчас оставит тебя без штанов. — Меня? Без штанов? — взъярился грузин, бросая яростный взгляд на зеленое сукно, где действительно оставалось всего четыре шара, к одному из которых, довольно неуклюже, примерялся Переславцев, но тут до него дошел смысл слов приятеля. — Почему? — Потому что до жалованья еще как до твоих гор пешком, причем известным аллюром, в кармане у тебя ни гроша, — хладнокровно сообщил Дмитрий Аполлинарьевич, аккуратно заполняя серебряным карандашиком очередную строчку. — А в долг тебе никто не даст. Я в том числе. Сколько ты мне должен? Полторы сотни? Две? — Триста пятьдесят, — смутился Лордкипанидзе, запуская пятерню в пышную вороную шевелюру. — Но сейчас я не об этом… — А я об этом, — окончательно вогнал поручика в краску «наш князюшка». — Действительно, почему? — поддержал Георгия Автандиловича Баргузин. — По всему судя, молодые люди любят друг друга… — Согласно уложению почившего в бозе Алексея Николаевича, батюшки здравствующего императора нашего Петра Алексеевича, — скучным голосом начал Дмитрий, — от одна тысяча девятьсот тридцать шестого года, как вам известно, восстановившего многое из почитавшегося старомодным и устаревшим… — Не тяните кота за хвост, сударь, — оторвались от шахматной доски ротмистр Селянинов и поручик Деаренгольц, казавшиеся увлеченными игрой, но на самом деле прислушивавшиеся к разговору. — Любите вы подпустить канцелярщины, право слово! — Можно и покороче. — Князь вписал еще одно слово, теперь по вертикали. — Даже если любезный наш отрок решится представить свою пассию офицерскому собранию… — Заставим! — Лордкипанидзе царственным жестом отстранил промахнувшегося Переславцева от стола и принялся кружить вокруг зеленого поля, будто коршун, выбирающий добычу. — И даже если командир наш, Павел Петрович Робужинский, не откажется дать на бракосочетание это свое согласие, — кротко продолжал Дмитрий Аполлинарьевич, задумчиво постукивая карандашом по журнальной странице, — боюсь, что Сашеньке придется подождать несколько лет. — Двадцатипятилетия? — хлопнул в ладоши Даренгольц. — Тут ты попал пальцем в небо, Митя! Конечно же, в этих старых бумагах все такое прописано, но на деле… Это все-таки устарело, ваша светлость, давно уже устарело. — Совершенно верно, — поддержал его ротмистр. — Да чего далеко ходить? Не далее, чем два месяца тому, один корнет из кавалергардского — фамилия его вам, господа, ровно ничего не скажет, обвенчался с урожденной княжной Великолукской. И отроку сему, — Селянинов поднял вверх прокуренный до желтизны палец, — на Пасху едва стукнул двадцать первый годик. |
