|
— Ничего-ничего, я пойму… Так. Прошу перевести меня, корнета Бежецкого Александра… та-та-та… из гвардии в действующую армию, в связи… Что-о-о?!! Князь лихорадочно пробежал прошение до конца и уставился на безмятежно улыбающегося молодого человека: — Вы с ума сошли?… * * * Недавно выпавший снежок скрипел под ногами, но Дмитрий даже не пытался идти тише: не хватало еще, чтобы подслеповатый уже князь принял его за кабана и влепил свинцовый «орех» в живот. Поручику самому нередко доводилось участвовать в охоте, и он отлично знал, что охваченный охотничьим азартом любитель зачастую на оранжевый жилет внимания не обращает, а то, что «дичь» двунога, его волнует меньше всего. Но старый князь ко всему еще, похоже, был уже и глуховат… — Ты меня совсем перепугал, Митя! — вздрогнул он, когда Вельяминов присел рядом с ним на корточки. — Вот — смотри: до сих пор руки трясутся! — Он продемонстрировал, как трясутся руки, покрытые старческими пятнами, при этом умудрившись не пролить ни капли из серебряного стаканчика, полного до краев отнюдь не чаем. — Отведаешь «Шустовского» со стариком? — Не откажусь, — не стал жеманиться поручик: ожидание зверя затянулось, а утро выдалось на редкость морозным… — Что ж ты, пострел, номер покинул? — Князь выпил, крякнул, закусил «чем бог послал» (а послал он ему довольно щедро) и тут же налил по второй. — А ну как зверь сейчас на него выйдет? Похеришь всю охоту, так тебя растак! — Ничего, дядюшка, — беспечно махнул рукой Дмитрий, чокаясь со стариком и опрокидывая в рот обжигающую жидкость. — Я везучий. Вы же знаете. На самом деле поручик приходился старому камергеру вовсе не родным племянником, а внучатым, но какие могут быть нюансы между столь близкими родичами? — Вот именно — везучий, — улыбнулся тонкими губами Вельяминов-старший, наливая еще «по чуть-чуть» — бог троицу любит, — и с сожалением завинтил крышечку фляги. — Как родился сразу с двумя зубами да заголосил басом, так я сразу брату Аристарху — деду твоему покойному — сказал: «Далеко пойдет малец!..» Семейные хроники о присутствии Платона Сергеевича при его, Мити, рождении умалчивали, равно как и о «зубастости» младенца, но князь согласно покивал головой — мало ли внуков, внучатых племянников и даже правнуков у старика — мог и ошибиться. — Ну, говори, зачем тебя к старому нелегкая принесла? — остро прищурился старый князь. — Вы, молодежь, без дела-то не ходите к нам, старикам… Больно деловые все стали… — По делу, — Дмитрий кивнул. — За кого хлопочешь-то? За себя, знаю, просить не станешь — больно гордый. Весь в Аристашу, земля ему пухом. — Платон Сергеевич размашисто перекрестился. — Не тяни — кабан вот-вот пойдет. — Друг у меня из гвардии в армию переводится… — Помочь остаться что ль? Чем твой приятель проштрафился? Небось по девкам шастал… — Да нет, дядюшка. Он сам, добровольно желает. — Не понравилось, стало быть, по дворцовым паркетам расшаркиваться… — пробормотал Вельяминов-старший себе под нос. — Что же — хвалю. Достойный, значит, юноша. А то сейчас все, наоборот, норовят в гвардионусы пролезть, минуя очередь и баллотировку в полку. Как зовут друга? — Саша… Александр Бежецкий. |
