— Она была еще прекраснее, — сказал он, многозначительно кивая головою, — и вовсе не так строга, когда мы очутились с нею наедине! Да так я и думал! Вам она дала один поцелуй, а мне тысячу, да и свое сердце в придачу! Всю ночь буду мечтать о своем счастье! — Он послал мне воздушный поцелуй и выбежал из комнаты.

Поутру, когда мы вышли из монастыря, небо было точно задернуто сероватой пеленой. На берегу дожидались нас наши бравые гребцы, опять перенесли нас через буруны и усадили в лодку. Мы направились к Капри; вот пелена разорвалась на клочки — легкие облачка, и небо стало как будто вдвое выше, вдвое синее. На море стояла тишина, не было даже ряби. Чудный Амальфи скрылся за скалою. Дженаро послал в ту сторону воздушный поцелуй и сказал мне:

— Там мы рвали розы!

«Ты-то, по крайней мере, накололся на шипы!» — подумал я, утвердительно кивая ему головой.

Перед нами расстилалась безграничная синева моря, уходившая к берегам Сицилии и Африки; налево лежал гористый берег итальянского полуострова, изрытый причудливыми пещерами; перед некоторыми из них были расположены маленькие города, словно выползшие из мрачных пещер погреться на солнышке; в других сидели рыбаки, жарившие себе на кострах пищу или смолившие лодки. Вода морская была похожа на голубое масло; мы погружали в нее руки, и они принимали в ней тот же оттенок. Тень лодки на воде была чистейшего синего цвета, а тени весел представлялись змейками всех оттенков голубого. «Чудное море! — восторгался я в душе. — Ничто в природе, исключая неба, не может сравниться с тобой красотою!» Я вспомнил, как любил в детстве лежать на спине и, глядя ввысь, мечтать, что ношусь в голубом эфире; теперь мне казалось, что мечта моя сбылась. Мы проплыли мимо трех скалистых островков «I galli»; они состоят из мощных каменных глыб, нагроможденных одна на другую и похожих на выросшие со дна морского гигантские башни. Голубые волны омывали зеленоватые камни. В бурю тут, должно быть, образовывалась настоящая Сцилла с ее воющими собаками. Волны сонно плескались о дикий, голый мыс Минервы, служивший в древности пристанищем сирен; перед ним же лежал романтический Капри, откуда Тиверий, утопая в сладострастии, любовался на Неаполитанский залив. Гребцы наши натянули паруса; ветер и течение несли нас к острову. Вода была здесь необычайно чиста и прозрачна; мы как будто плыли по воздуху; каждый камешек, каждая тростинка, находившиеся на саженной глубине, виднелись под водою так явственно, что у меня просто кружилась голова, когда я глядел из лодки в эту прозрачную бездну, над которою скользил. К острову можно пристать лишь с одной стороны; окружающие его кольцом отвесные и гладкие, как стены, скалы спускаются со стороны Неаполя уступами вроде амфитеатра; уступы покрыты виноградниками, апельсиновыми и оливковыми рощами; внизу же, у самой воды, разбросаны рыбачьи хижины и стоит сторожевая будка. Повыше выглядывает из зелени садов городок Анна-Капри, в который ведет крошечный подъемный мостик и ворота. Мы остановились отдохнуть в гостинице «Пагани», построенной в тени высоких пальм. После обеда мы решили отправиться верхом на ослах к развалинам виллы Тиверия; время же между завтраком и обедом Франческа и Фабиани хотели посвятить на отдых перед предстоявшей прогулкой. Но мы с Дженаро в этом совсем не нуждались. Островок казался мне таким маленьким, что его, по-моему, можно было объехать на лодке часа в два и рассмотреть высокие скалистые своды, возвышающиеся из воды с южной стороны острова. Мы наняли лодку с двумя гребцами; дул ветерок, так что полпути мы сделали под парусами. Волны разбивались в пену о низкие рифы, между которыми были протянуты рыбачьи сети. Пришлось объехать их. Прогулка была превеселая. Скоро мы видели перед собою только море, небо да отвесные скалы. В трещинах этих серых каменных громад кое-где мелькали кусты алоэ и дикие левкои; скалы были до того неприступно круты, что на них не отыскал бы точки опоры для ног и каменный козел.