Рафаэлла точно знала: Эл что-то пронюхал. Но не стал пока говорить ей, что именно.

Рафаэлла отправилась домой и с большой тщательностью оделась для поездки на Северную сторону. Фамилия Пито даже отдаленно не напоминала итальянскую, и Рафаэллу удивило, почему они жили здесь. Час спустя она уже миновала дом Пола Ревера. Рафаэлла прошла три квартала по Ганновер-стрит, пожалев, что у нее нет времени купить свежие фрукты и овощи, выставленные на уличных прилавках. Несмотря на февраль, продукты выглядели более аппетитно, чем в супермаркете рядом с ее домом. Она миновала «Кафе Помпеи», один из ее самых любимых итальянских ресторанов. Впереди начиналась Натан-стрит. Для того чтобы попасть в квартал, где жила семья Пито, надо было пройти несколько домов в западном направлении. Рафаэлла шла по типичному рабочему району, чистому, но какому-то обшарпанному — это напоминало потрепанный воротник на когда-то красивой рубашке.

В широких джинсах и синей водолазке, торчащей из-под свободной рубашки, Рафаэлла походила на студентку — так было принято одеваться в Бостонском университете. Сверху на ней была еще стеганая безрукавка, а на ногах — черные ботинки без каблуков. «Бесовские ботинки» — так называл их Эл. К тому времени, когда Рафаэлла добралась до дома номер 379 по улице Проспера, она успела хорошо потренироваться в искусстве расспрашивать, узнавая дорогу у соседей. Номер 379 оказался узким кирпичным строением с маленьким квадратным садиком, засыпанным грязным снегом. На задворках этого дома и находилось жилище Пито, отделенное гнилой деревянной изгородью.

Именно от миссис Роселли, крошечной, сморщенной, родом из Милана, проводившей большую часть времени в спальне на втором этаже и наблюдавшей из окна за жизнью семьи Пито, Рафаэлла и узнала крайне интересные вещи.

Февраль, 1990 год

Маркус, почесывая живот, раздумывал о том, как он на самом деле относится к этой сделке с голландцами и что в действительности ощущает теперь, когда переговоры, возможно, идут к завершению. Уж ему-то было хорошо известно, с каким трудом все двигалось к концу. Маркус знал, что должен быть постоянно начеку, вести себя выдержанно, жестко. И это тоже было нелегко. Господи, как ему хотелось убраться отсюда. Когда все будет уже позади, у него вряд ли появится желание в будущем вновь вернуться на Карибы. Если только ему удастся купить себе будущее.

А сейчас он здесь, лежит на спине, как будто окружающий мир нисколько его не волнует. До чего же приятно ощущать горячее солнце после паршивой погоды в Бостоне. Снег, лед, мрачные серые дома давили на него. Хотя в феврале Чикаго мог быть не менее удручающим, в душе этот город все еще оставался домом Маркуса и не покидал его сердца. В Бостоне Маркус как следует подготовился к встрече с Перельманом в маленькой гостинице в Бруклине, но встреча не состоялась, поскольку после звонка Доминика ему пришлось первым же рейсом вылететь в Антигву, а затем на остров. Дело было не в том, что Маркус должен был сказать Перельману, — наоборот, предполагалось, что именно Перельман должен был снабдить его какими-то сведениями.

Разумеется, сделка касалась нелегального ввоза деталей для военных самолетов — возможно, даже навигационных гироскопов и ракет ТОУ, — точно Маркус не знал. Это могли быть и детали самолетов Ф-14 «Томкэт», предназначенные для ввоза в Иран, единственную страну, пользующуюся Ф-14. Или самолеты С-130 для Сирии. Или для какой-нибудь другой страны… например, Ливии? Малайзии? Идущие через Сингапур или Борнео?

Маркус был уверен только в одном: в этих сделках не фигурировало ни лицензий, ни разрешений Госдепартамента США. Все делалось нелегально от начала и до конца. Доминик считался, наверное, одним из самых всемогущих торговцев оружием в мире, поскольку никто так и не сумел выяснить никаких конкретных фактов о мириадах заключенных им сделок.