А впрочем, люблю, люблю, люб…»

Вместо подписи стояли три красных штемпеля от губной помады.

«Борька, мой любимый!

Если бы ты только мог представить себе, как мне тяжело жить. Ни одной спокойной минуты. Все время думаю, думаю, думаю. Взвешиваю, взвешиваю, взвешиваю. До сумасшествия, до истерики.

Пока ты был здесь, мы все‑таки об очень многом не договорили. А писать это на бумаге – это еще трудней, чем говорить.

Борькин, я хочу быть твоей женой. Х‑о‑ч‑у‑у! Но меня сводит с ума следующее. В нашем положении я должна быть совершенно откровенна. А это безумно трудно. И начинаются всякие «но».

Я люблю тебя, но… Знаешь, бывают браки по расчету. Как, например, у твоей бывшей возлюбленной – княгини Лизы. Это своего рода «равный брак». Наш же брак, во всяком случае с моей стороны, это брак вопреки всякому расчету. Это своего рода «неравный брак»– и такие браки держатся плохо. Но (опять это проклятое «но») это совсем не то, что ты думаешь!

Знаешь, бывает принцесса, которая отказывает всем принцам, богачам и красавцам. Потому что у нее есть секрет. А потом появляется беглый висельник с перекошенной мордой и женится на ней. Потому что он знал этот секрет, знал, с какого конца к этой принцессе подходить.

А в нашем случае… Ох, Боря, нет более неподходящих друг к другу людей, чем мы с тобой. Может быть, именно поэтому я и люблю тебя. Но любовь это одно, а брак – другое.

Ведь я говорила тебе, что технически я девушка, но в остальном я большая бе‑е‑е. Ты знаешь меня как железобетонную деву. Но что, если та самая железобетонная дева должна, вынуждена, не может не изменять тебе? Если она даже не хочет «этого»? И боится «этого»? Что тогда??? А ведь ты сказал, что тогда ты меня пристрелишь. Из того самого пистолета, из которого твой братец пристрелил свою жену. Это значит, что у тебя дурная наследственность.

Кстати, знаешь ли ты, что такое наследственность вообще и дурная наследственность в частности?

Сказанное тобой ужаснуло меня, как признак того, что мы с тобой классово чуждый элемент. Помнишь, ты как‑то шутил, что ты любимец богов. Да, ты действительно любимец богов. Но таких, как я, боги не любят. А люди называют нас ведьмами. А ты в своей машине даже амулет против ведьм повесил. И этот амулет меня так злил.

Меня особенно бесило, что этот амулет тебе подарила княгиня Лиза. И она тебя уверяла, что она сама ведьма? Да, но если она это говорит, то она глупая ведьма – и такие ведьмы не опасны. А умная ведьма тебе этого никогда не скажет – и вот эти ведьмы опасны.

Вот тут‑то и возникает эта классовая проблема. Это как христианин и язычница. Как это тебе объяснить… Ох, это так трудно, прямо рука не пишет.

Ты, Боря, добрый, умный и энергичный. А я – самолюбивая и честолюбивая эгоистка. Ведь даже папка и тот часто называет меня стервой и мерзавкой. Но уж такая я, видно, уродилась. И лучше сказать это сейчас, чем разводиться с тобой потом.

Вот я хожу кругом да около, а самого главного я тебе так и не сказала. Если у той принцессы, что всем отказывала, был один секрет, то у меня дело хуже – у меня два секрета. Больших секрета. А потом еще целый легион всяких маленьких секретов.

Ох, этот проклятый классовый вопрос! Помнишь, как Магдалина соблазнила Котика, а потом повсюду звонила, что он якобы «не функционирует»! Самое размахровое хамство! А вот у княгини Лизы (помнишь ночки – как арабские сказки?) этот же самый Котик, то есть князь Горемы‑кин, прекрасно функционирует. И все это только потому, что они классово близкий элемент.

Ты сказал, что ты, любимец богов, любишь меня как богиню

– так, что никогда не простишь мне измену. Да еще и пригрозил пистолетом. А я люблю тебя как язычница, как ведьма, полюбившая христианина, но я боюсь, что голос крови может оказаться сильнее меня.