|
– Старый барон, да пребудут в мире его кости, был мужчиной редкой выносливости. Дожить до таких лет и умереть просто от старости, с его то жуткими ранениями, – это мало кто сможет. Вы знаете, я досматривал его до последних дней, скажу вам как врач, я был просто поражен. Он умер вполне здоровым человеком, просто срок пришел! Вы и Глидда унаследовали от семьи матушки крепость скелета, но ничего более. Вам, Джеш, можно обжираться хоть до потери сознания, толстым вы не станете.
– Но урок я помню, – мрачно ответил Хадден. – В последние годы мать уже почти не могла ходить и все же постоянно ела. Да, точно! Она уже не могла подняться на второй этаж и поэтому спала в той комнате, где сейчас живут служанки! По моему, она ела жирное мясо и белый хлеб вообще все время, не останавливаясь. Все время! Я помню ее вечно жирные руки, ее ужасный запах. Зачем отец, человек с королевской пенсией, решил на ней жениться – не понять. Никогда я не возьму в жены девушку из хорошей семьи, на которую мне тошно смотреть. Нет уж, Харик, я найду себе вдовушку с капиталом, в добром соку, и привезу ее сюда, а тут она нарожает мне целый выводок новых барончиков… – Так было бы лучше для всех. – Харик слабо улыбнулся, поскреб подбородок и качнул головой. – Но ваш брат помешает вам это сделать. Или же вы прикончите его: другого выхода уже нет.
* * *
Чердачный люк, расположенный в потолке старой комнаты Джеша Хаддена, вел не совсем на чердак, – в крохотную мансарду, которую дед его, заново выстроив дом на древнем фундаменте, поднять поднял, а как ее использовать, так и не придумал. Хуже того, внешняя лестница, что должна была идти к мансарде по торцовой стене, обвалилась через несколько лет после постройки, в дальнейшем попасть туда можно было только через этот самый люк. В мансарде хранилось всякое барахло, может, и ценное, но никак не применимое в хозяйстве. Книги двухсотлетней давности, адмиральский мундир одного из пращуров, пара старинных винтовок, под которые не найти было патронов, свадебные пояса прабабок и прочий хлам, неизбежно скапливающийся у семьи, много веков живущей на одном и том же месте. Мальчишку Джеша туда пускали нечасто и только под присмотром отца. Со временем он, конечно, перерыл все, или почти все, в том числе и сундук с бумагами, оставшийся от основателя баронской фамилии инженера Арвела Хаддена, которого, надо сказать, в доме поминали редко. Иные кичатся родословной в три столетия, заказывая художникам портреты первого дворянина в роду, чтобы развесить их где только можно, но, увы, Хадденов все это не интересовало. Бесконечные, из поколения в поколение, семейные неурядицы и скандалы из за неудачных браков отбили у них желание чтить предков. Здоровенный сундук, обитый растрескавшейся зеленой кожей, особого интереса у Джеша не вызывал. Там лежали какие то альбомы в обложках из лакированного картона, большие папки со странными рисунками, пара ящиков со сломанными замками. Ящики кто то обмотал проволокой, так что юный Хадден до их содержимого не добрался, и еще бронзовый конический снаряд, высверленный изнутри. На снаряды современных пушек он был похож, но не более. Повертев его однажды в руках, Джеш отложил старинную вещь в сторону и забыл про нее навсегда. После того как он вступил в первый свой полк, о чердаке Хадден позабыл почти напрочь. Визиты домой случались нечасто, и лишь иногда, лежа в кровати и глядя в потолок, он видел контуры люка. Тогда вспоминались сундуки, обтянутые парусиновыми чехлами ящики и ощущение тайны, такое яркое в детстве. Ключ от врезного замка люка Глидда искала долго. Сперва в своих шкатулках, потом в комоде, а нашелся он в конце концов на дне одного из ящиков массивного буфета, что стоял на кухне. – Сто лет бы я про него не вспомнила, – сказала она, отдавая ключ Хаддену. – А чего вспоминать то? – невесело усмехнулся тот. |
