— Вот не думал — не гадал, что в последний день перед армией стану спекулянтом! — шутил он в переполненном автобусе.

— Тише, дурак! — попросила Люда и была права. Пассажиры при слове «спекулянт» стали косо поглядывать на молодых людей.

Но ему все было нипочем в этот день, море по колено. Главное, что Людку он сумел выцарапать из лап грозного родителя.

— На рынок не поедем! — заявила она, как только они очутились на автовокзале.

— А как же…

— Я знаю одно хорошее место. Универсам на улице Гегеля. Там всегда торгуют садоводы-любители, и, кроме того, нас там никто не знает!

Пришлось согласиться с ее доводами, хотя «хорошее место» находилось очень далеко от автовокзала и они потратили около двух часов, давясь в потных автобусах, пока добрались до цели.

Люда оказалась права, садоводов-любителей здесь куры не клевали, и, как назло, почти все торговали клубникой, и поллитровая банка уже стоила полтора рубля.

— Мы так с тобой простоим до вечера! — оценил ситуацию будущий предприниматель. — Давай просить рубль за банку.

— Отец меня убьет! — всплеснула руками Люда, но долго стоять на виду у всех ей тоже не хотелось.

— Подходите! Подходите! — зазывал Саня. — Всего рубль банка!

К ним выстроилась очередь. Люда только успевала накладывать. Александр принимал деньги. Ведро ушло за полчаса.

Это была его первая и самая дорогая выгода от продажи, и заключалась она, конечно, не в двадцати вырученных рублях, а в том, что он сэкономил целых полдня для прощания с любимой.

Пустое ведро с окровавленной марлей на дне досаждало, неприятно поскрипывая и привлекая внимание прохожих, но везти его домой значило снова тратить драгоценное время в автобусной давке. В советской стране, словно по завету дедушки Маркса, куда ни плюнь — везде борьба!

Взявшись за руки, они бодро вышагивали к ближайшему лесопарку, где надеялись найти свободную скамейку.

— А руки-то у нас сладкие, как у леденцовых зверушек! — смеялась Люда.

— У зверушек не бывает рук! — резонно заметил Саня.

— Не умничай, Шурик!

— Я не умничаю. Вот приклеишься ко мне, и пойдем вместе в армию!

— Представляю! Приходим на призывной пункт и дуэтом говорим: «Дя-день-ка пол-ков-ник, мы расклеиться не можем!»

— Уж какой там спецнабор! Меня и осенью побоятся призвать!

Пустая скамейка все же отыскалась, но от комаров не было спасенья.

— Нет, Людка, надолго нас не хватит!

Поцелуи получались беспокойные, нервные.

— Что ты предлагаешь?

— К тебе, — уверенно произнес он, по-видимому, считая, что сегодня его желания должны исполняться неукоснительно. — В общаге, сама понимаешь, проводы Витяя.

— Ты с ума сошел! — обиделась Люда.

Дом ее родителей был с самого начала закрыт для их тайных свиданий. Даже когда они оставались одни в ее комнате, она не позволяла ему невиннейшего поцелуя. В доме безраздельно властвовал отец и в свое отсутствие оставлял невидимого пса сторожить девичью честь. Не зря Люда впадала в оцепенение, стоило прикоснуться к ней, и сама превращалась в Цербера, если он вел себя понастойчивей.

Все менялось в общаге. Несколько раз им удалось избавиться от Витяя. Товарищ и сам понимал, что лишний, но иногда не проявлял инициативы, и Сане приходилось его выпроваживать к соседям на пару часов. Встречи всегда происходили днем, после занятий, а потом в обеденные перерывы. Здесь, в грязной обшарпанной комнате с казенным постельным бельем, Люда становилась гораздо податливей, благосклонно принимала его ласки, отвечая лишь тяжелым вздыманием груди, будто пела оперную арию.