Она подтвердила холодно:
— Конечно, не мужчина. Он труп.
— Да дайте же волю воображению, господа! — воскликнул Вадим. — Какая сцена: абсолютная страсть подавляет страстишки… переспать, изменить. Один готов на все, другой… знаете, что такое «готов на все»?
Алексей кивнул.
— Можно перед этим устоять?
— Можно.
— Вы устоите — так не вас и отравили, милостивый государь.
— Почему записка без обращения по имени?
— Мне кажется… связь тайная, мало ли кому она в руки попадет. И чисто психологически… думаю, ему было совестно. В обращении «моя дорогая» уже некоторая отстраненность, нечто абстрактное. Разумеется, гений не мог рассчитывать на такой подарок, ему просто повезло. В ином случае он бы записку уничтожил, чтоб не наводить на след Кати (или Агнии — заметим в скобках, мне больше по душе этот вариант).
— Зачем убивать, если он уже отказался?
Мужчины почему-то уставились на Катю, и она почувствовала, что краснеет.
— Психиатр из Кащенко считает, — начала она нерешительно, что мотив здесь патологический.
— Патологический? — удивился Вадим.
— Ну… сексуальный.
— То есть? — Ну, что он знал, что Александр… — она наконец решилась («Сыщик я или стыдливая дама?»), — что Александр был моим единственным мужчиной.
Мужчины призадумались, переваривая столь пикантную информацию. Алексей спросил резковато:
— Откуда убийца это знал? Неужели от Александра?
— Очень интересный поворот, — заметил Вадим. — Какой-то фразой любовник выдает этот факт — и обречен. На редкость нервная ситуация — и непьющий Александр соглашается отметить свободу.
— Да, но как подсыпан яд? На глазах у жертвы?
— Этот момент нетрудно прояснить, — сказала Катя. — На садовом столике были обнаружены следы пролитого коньяка, записка намокла. Например, отравитель якобы нечаянно пролил коньяк из стакана и попросил хозяина принести тряпку. Тот заходит за занавески и… Свой стакан и тряпку убийца уносит с собой, чтоб создать иллюзию суицида.
— Гений, — повторил Вадим. — Какая полная непроницаемая иллюзия — и вдруг лицо в окне! Вы представляете, что он должен был пережить за полгода?
— Да ведь следствие сразу установило самоубийство, — возразил Алексей.
— А если он об этом не знал? А если его ищут?
— Тогда поиски вскоре привели бы сюда, на Петровскую.
— Так юноша молчит! Почему? Дверь была сначала заперта, потом открыта, а свидетель об этом молчит? Почему?
— Он подозревал мать, — вставила Катя.
— Откуда гению знать об этом? Вы представляете? Еженощно, ежедневно его преследует то лицо в ночном окне — и вдруг он видит его здесь.
— Или она, — сказал Алексей после паузы.
«Дамское деяние» — вспомнились Кате слова Мирона, и зазвонил телефон.
— Екатерина Павловна!
Однако легок на помине!
— Здравствуйте, Мирон Ильич.
— Кажется, я кое-что позволил себе в прошлый раз…
— Что именно?
— В общем, я извиняюсь, нервы. И насчет Кирилыча извиняюсь, зря я на него катил. Теперь ведь все ясно.
— Что ясно?
— Убийца отвечает в мире мертвых, а мы…
— Вы так уверены?
— А «ключики-замочки, шелковы платочки»?
— Ключи Агнии могли подбросить. |