Луиза вздохнула в трубку.

— Какая сука, а?

— Точно.

— Но знаешь, Луиза, мне надо поговорить с Джеком, спросить, чего он хочет от меня. Я имею в виду, все эти люди не должны быть в доме. Может, мне обратиться в полицию?

— Не знаю, что и посоветовать, Альфредо. Делай, что обычно делаешь в таких обстоятельствах. Но мы по-прежнему не имеем понятия, где Джек.

— Ты права, не имеем. — Последовала международная пауза, потом Альфредо встрепенулся: — Тогда скажи, в следующий раз, когда будешь в Риме, куда хочешь пойти?

— А что мне волноваться, если он пропал в Риме? Какое, черт возьми, мне до него дело? Какое, черт возьми, тебе до него дело, опомнись! Лучше о себе позаботься, — отмахнулась Дори, пощекотав Билли пальцем.

Дори отрезала два куска яблочного пирога, испеченного по рецепту своей матери, положила на тарелки и с этим советом преподнесла сперва Луизе, потом Билли. Луиза приняла тарелку и не удержалась, едва заметно поморщилась. Вид у пирога был тот еще: корочка провалилась в жидкую начинку, тесто с одного бока вздулось, с другого — подгорело. Билли откусил кусочек, тут же выплюнул на середину комнаты и потер свой маленький язычок.

— Он кое-что съел в машине по дороге, — соврала Луиза. — Он не голоден.

— Может, ему просто не нравятся мои пироги? — Дори подалась вперед, в глазах — опасный блеск.

— Нет. Просто он не голоден, — Она откусила сама и заморгала — такая это была кислятина.

Дори откинулась на спинку стула.

— Дочь, ты совершенно не умеешь притворяться. Совершенно.

— Правда? — Луиза поставила тарелку на стол. — Так и быть, признаюсь, мам. Пироги у тебя отвратительные. Больше того, все, что ты готовишь, поразительно невкусно. Ну вот, высказалась наконец. Всю жизнь собиралась тебе это сказать. Всю жизнь мучилась, и ты это знаешь. Думала, мы так и будем притворяться, но теперь, когда с этим покончено, должна тебе сказать, что последние лет двадцать пять я хотела спросить: как тебе удается так ужасно готовить?

Дори, ничуть не обидевшись, поскребла в затылке.

— Не всегда так было. Но твой отец был большой привереда в еде. Потом, когда наши отношения испортились, я подумывала его отравить. Вряд ли я когда-нибудь решилась бы. Просто хотелось подсыпать ему яда в еду, понимаешь? Так и подмывало. Каждый раз, как готовила. А потом, даже когда он уже умер, не могла яйца сварить, чтобы со злостью о нем не вспомнить. Может быть, в этом все дело.

— Мам, когда-то ты наверняка любила его. Наверняка было в нем что-то такое, что привлекало тебя.

— О, конечно, было. Только я уже не помню, что именно.

— Вы провели медовый месяц в Риме. Это хоть ты помнишь?

Дори взглянула на Билли, лепившего из пирога липкий шар.

— Он стал лучше спать по ночам?

— Нет. Он постоянно засыпает днем, потому что очень устает. Такое впечатление, будто он борется с этим. Будто боится уснуть ночью.

— Он больше похож на того парня, чем на тебя.

Луиза пару раз приезжала в Мэдисон с отцом Билли.

Луиза внимательно посмотрела на Билли, ища подтверждения словам матери.

— Да. Ты права. Слушай, когда-нибудь ты должна рассказать, что этот человек сделал тебе такого.

— Скорее, не сделал, а мог сделать, — вздохнула Дори, — Я предвидела, что нас ждет, забрала тебя и ушла, и если бы не суд и его ежемесячные чеки, он бы никогда тебя больше не увидел… Подними он хоть раз на меня руку, было бы понятней. Но твой отец всегда сдерживался, хотя я чувствовала, какая в нем кипит ярость. Он действовал не так.