Будучи в своем «обычном» состоянии, в состоянии формальных отношений с другими людьми и миром, мы всегда исполняем ту или иную роль – то ли «отца», то ли «мужа», то ли «сына», или же «подчиненного», «начальника», «пассажира» и «покупателя». Очевидно, что всякий раз мы в этих ролях разные, нам даже не надо настраиваться на них, менять «костюмы и грим» – это происходит само собой, автоматически. Вспомните хотя бы ваше поведение в отношении матери или отца, казалось бы, одна роль – в том и в другом случае вы сын (или дочь), но ведь ваше поведение в этих двух случаях неодинаково. Однако, одно дело чувствовать себя сыном (дочерью) своих родителей (это я-отождествленная роль), другое дело, например, пытаться стать сыном (дочерью) кому-нибудь, то есть не просто называть чужого мужчину папой, но и ощущать себя его ребенком (это я-неотождествленная роль). Итак, те роли, которые реализуют формально-личностные отношения, переживаются нами как я-отождествленные роли; те же, что сопровождают транзиторно-формальные отношения, ощущаются нами как нетождественные нам, или я-неотождествленные роли.

Почувствовать формальность, «противоестественность», искусственность я-неотождествленных ролей достаточно просто. Они, как правило, тяготят нас необходимостью их «играть», зачастую мы отдаем себе отчет в том, что наше поведение в этих отношениях ненастоящее, «официальное», наигранное. Однако, почувствовать, что в я-отождественных ролях наши отношения также формальны, нам весьма не просто, на то они нам и «тождественны». В чем же формальность роли, которую мы не ощущаем как наигранную? Здесь вопрос в том, как бы мы относились к человеку, если бы считали его своим родителем или супругом, но им (гипотетически, по данным некого мыслительного эксперимента), при всех прочих равных (с той же внешностью, характером, привычками, положением, заработком и т. п.), был другой человек (такой же, но другой)? Мы бы относились к нему (к ней) одинаково, так же. То есть, будь он другим человеком по своей сущности, но точно таким же по всем описательным критериям, мы будем относиться к нему так же, как и к тому человеку, который в действительности приходится нам отцом (матерью, супругой или супругом).

Тенденция (человек как единый процесс, «распадающийся» по мере овеществления на различные содержательные аспекты) характеризуется скорее понятием «цели» (отвечает на вопрос «зачем?»), нежели содержанием (вопрос «что?»). Изучение тенденций – основная задача открытой системы психологии. Однако, если мы попытаемся упростить свою задачу и станем отдельно рассматривать тенденции, явленные нам в различных содержательных аспектах (органопсихика, гносеология, личность или какой-то другой), то мы рискуем расчленить единый процесс, что неизбежно приведет к ошибкам. В то время как тенденции целостного процесса, будучи несодержательными по своей сути, инвариантны в различных содержательных сферах.

И чтобы избежать этого нежелательного «распадения» открытой системы человека (на отдельные, частные подсистемы) под натиском содержательных противоречий, мы методологически нуждаемся в определении неких кроссодержательных процессов, способны объединять разные содержательные аспекты на базе общих для них целей. В открытой системе психологии, разработанной психософией, определены три таких кроссодержательных процесса – адаптации, информации, интенций.