– Негоже так убиваться, – укоризненно проворчал однажды Гул Баз, – ибо в Священной Книге написано: «Всем, живущим на земле, суждено умереть». А потому горевать столь сильно – значит сомневаться в мудрости Бога, который по доброте своей позволил Махду-джи дожить до мирной и почтенной старости и предопределил час и образ его смерти. Прогоните прочь печаль и возрадуйтесь, что столь много лет достойной жизни на земле было даровано человеку, который нынче пребывает в раю. К тому же скоро вы вернетесь в Мардан, к старым друзьям, и это все останется в прошлом. Я сейчас еще раз наведаюсь на станцию и узнаю, заказаны ли вагоны. Все вещи уже упакованы, и мы можем ехать хоть завтра.
– Я сам наведаюсь, – сказал Аш.
Он отправился верхом на станцию и там получил долгожданное известие, что все места для него наконец забронированы, но только на следующий четверг, а это означало, что ему придется провести в Мардане еще почти неделю.
Перспектива сидеть без дела в бунгало среди груд собранного и перевязанного багажа повергала в уныние, и Аш решил съездить к Сарджи и спросить, нельзя ли немного погостить у него. Но ему не пришлось никуда ехать. Вернувшись в бунгало, он застал там Сарджи, который поджидал его на веранде, удобно устроившись в плетеном кресле.
– У меня есть кое-что для тебя, – сказал Сарджи, лениво поднимая руку. – Сегодня утром вернулся второй голубь, а так как у меня были дела в городе, я решил выступить в роли чупрасси (гонца) и самолично доставить тебе послание.
Аш выхватил у него клочок бумаги, торопливо развернул и прочитал первые строки с радостным замиранием сердца. «Рана неизлечимо болен, и дни его сочтены, – писал Гобинд. – Теперь это ясно всем…»
«Умирает! – подумал Аш и невольно улыбнулся широкой мрачной улыбкой, оскалив крепко стиснутые зубы. – Возможно, уже умер. Она станет вдовой… она будет свободна». Он не испытывал жалости к ране и не сочувствовал Шу-шу, по слухам полюбившей этого человека. Он мог думать лишь о том, что означает смерть раны для Джули и для него самого: Джули овдовеет и получит свободу…
Справившись с волнением, он стал читать дальше, и в следующий миг внутри у него все похолодело, свет дня померк перед глазами и сердце мучительно сжалось.
«…И я узнал, что, когда он умрет, его жены станут сати и сгорят вместе с ним на погребальном костре в согласии с обычаем. Об этом уже говорят, ибо подданные раны следуют древним законам и ни во что не ставят законы раджа, и вдов точно сожгут, если только вам не удастся предотвратить это. Я изо всех сил постараюсь поддерживать в нем жизнь. Но долго он все равно не протянет. Предупредите представителей власти, что действовать нужно быстро. Манилал через час отправится в Ахмадабад. Пришлите с ним еще пару голубей и…»
Написанные мелким почерком строчки расплылись и запрыгали у него перед глазами, и он больше не мог разобрать ни слова. Аш машинально повернулся, нашарил дрожащей рукой спинку ближайшего кресла и крепко схватился за нее, чтобы не упасть.
– Нет… это невозможно! – задыхаясь, прошептал он. – Они не могут сделать этого!
Слова прозвучали чуть слышно, но ужас в голосе Аша угадывался безошибочно, и лениво развалившийся в кресле Сарджи вздрогнул и рывком подался вперед.
– Так значит, новости скверные? В чем дело? Что невозможно?
– Саха-гамана, – прошептал Аш, не оборачиваясь. – Сати… Рана при смерти, и, когда он умрет, они собираются сжечь с ним его жен. Я должен срочно увидеться с комиссаром… с полковником… я должен…
– А, ерунда! – нетерпеливо бросил Сарджи. – Не расстраивайся, дружище. Они этого не сделают. |