Александр Шакилов. indulgentiae plenaria
— Святой отец!? — хрип, боль. — Святой… отец!!.. — Да, сын мой? — высокий, в чёрной рясе, остановился, наступив на скользкие кишки. — Я… я умираю?!! — тело, истыканное стрелами; живот опять же… Внимательный взгляд — у-у… Смирено: — Мы — лишь гости в этом мире, сын мой… гости, все, не боле… Зубчатая стена, дождь смолы и град обтёсанных камней брусчатки. И цирюльник с мясником, бородатые вечно пьяные мужики, укрываясь от вражеских "гостинцев" под мантелетом, хрипло спорят за право пустить кровь и оттяпать травмированную конечность — раненый наёмник, совсем мальчишка, пытается на карачках избежать врачевателей, но не тут-то было: схвачен за тестикулы и возвращён на место, под щит — для оздоровления… — Святой отец!.. — Да, сын мой? — Я… я много грешил, святой отец… Я… я умираю, да? умираю? — Мы лишь… э-э… Покайся, сын мой, покайся… Ложка требюше зачерпнула дубовую бочку и хлестнула небо горючей смесью. Дым., огонь, стоны. Крики, ярость и лязг зазубренной стали. Kyrie Eleison! — Я… я много грешил, святой отец… Колени хрустнули. Пальцы — длинные, сухие — размяли чётки: — Подробнее, сын мой, подробнее. — Я… насиловал и убивал… и… прелюбодействовал… — Насиловал? Это хорошо… Хорошо, что ты не утаиваешь своих прегрешений. — Да, насиловал… много, много!.. первую… там… красивая… В Антиохии… — Ты воевал в Святой Земле, сын мой?! Освобождал Гроб Господень?! — Да… Город… брали… Сначала в армии Готфрида Бульонского… А потом под знамёна… Он… И мы… нас резали, как свиней, отче… И шайка Тафура… И жрать нечего… И научил нас… он… Это он!.. — Кто, сын мой? Кто?! — качнулся чёрный клобук: к лицу, к губам, ближе. — …с-святой… Пётр… Пустынник. На муле… Я… грешил… отпустите… — Как хочешь, сын мой, как хочешь… Благословен Бог Наш-ш… — Грязные обгрызенные ногти царапнули требник. — А гуся видал? И козу? — Видал… Божью благодать… и гусь, и коза — впереди войска… И крест — сам собой… у меня, святой отец… у меня! — на лбу, святой отец!.. Рубец! Крест! Трубят рога, колокольный звон. На стену замка вышел епископ: праздничные ризы, в руках копьё. — Рубец! Крест! У меня! — Крест наш-ш есть страх Господень… Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, аминь. Ещё? сын мой? Откройся мне, поведай, облегчи! — Я… Нам нечего было жрать… есть… Святой… отец… И мы… мы спросили… А он: вокруг столько мяса… и должен ли христианин оставаться голодным, когда вокруг столько трупов неверных?.. — О чём ты, сын мой? — Пётр. Он сказал… И мы… Мы жарили… и ели… и мы… И Пётр… он… говорил… отче… это он… Он! "Мясо турок… вкуснее… павлина под соусом"… Отче… Отче, это грех, отче?! Грех?! — Не беспокойся, сын мой. |
