|
Та же цыганка, что предрекла мне долгую жизнь, за монету поведала мне способ, как не забеременеть раньше времени: запихивать себе вовнутрь смоченную в уксусе губку. Моя сестра Асунсьон и подруги учили меня, что лучший способ получить власть над мужчиной — быть с ним суровой, но следовать этому совету с Хуаном де Малагой не смогла бы даже святая мученица. Я сама постоянно искала случая оказаться с ним наедине и заняться любовью — где угодно, не обязательно за закрытыми дверьми. Он обладал необыкновенной способностью, какой я больше не встречала ни у одного мужчины, — доводить меня до блаженства в любой позе и всего за пару минут. Для него важнее было доставить наслаждение мне, чем самому себе. Он наизусть знал карту моего тела и учил меня, как самой извлекать из него удовольствие. «Посмотри, какая ты красавица!» — не уставал повторять он. Я не разделяла его лестного мнения, но гордилась тем, что пробуждаю желание в самом красивом мужчине в Эстремадуре.
Если бы мой дед узнал, что мы с Хуаном совокупляемся, как кролики, везде, даже в темных углах церкви, он бы убил нас обоих: он был очень щепетилен во всем, что касалось его чести. А его честь во многом зависела от добродетели женщин в семье. Поэтому, когда первые кривотолки дошли до его волосатых ушей, он впал в священный гнев и пригрозил отправить меня в преисподнюю, забив розгами. «Пятно с чести можно смыть только кровью», — твердил он. Мать приняла огонь на себя: уперев руки в боки и вперив в него взгляд, способный остановить бег разъяренного быка, она объяснила, что я-то вполне расположена к замужеству, нужно только убедить Хуана. Тогда мой дед воспользовался своими связями в братстве Святого Истинного Креста, куда входили самые влиятельные люди в Пласенсии, чтобы припереть к стенке моего жениха, который слишком долго заставлял себя упрашивать. Мы поженились солнечным сентябрьским днем, во вторник, когда на Главной площади шумел рынок, а город дышал ароматами цветов, фруктов и свежих овощей. После свадьбы Хуан увез меня в Малагу, где мы поселились в съемной комнате с окнами на улицу. Я постаралась облагородить вид этого жилища кружевными занавесками и мебелью из дедовской мастерской. Оказалось, что единственным капиталом Хуана были фантастические прожекты, но роль мужа он принял с воодушевлением жеребца-производителя, хотя к тому времени мы знали друг друга так хорошо, будто были женаты уже много лет. В иные дни мы часами занимались любовью и даже обедали в постели, так и не удосужившись одеться. Но, несмотря на безумную страсть, я быстро поняла, что с точки зрения здравого рассудка наш брак был ошибкой. Не то чтобы Хуан меня чем-то неприятно удивил — я хорошо знала его характер по предыдущим годам, — но одно дело было видеть его недостатки на некотором расстоянии, и совсем другое — постоянно жить с ними. Единственными достоинствами моего мужа были его умение ублажать меня в постели и внешность тореадора, которой я не переставала восхищаться. — Этот человек мало на что годен, — сказала как-то моя мать, приехав навестить нас. — Главное, чтобы от него были дети, остальное не важно. — А кто будет содержать малюток? — не унималась мать. — Я сама. Иголка с ниткой мне на что? — с вызовом парировала я. Я привыкла работать с восхода до заката, и покупательницы на мое шитье и вышивку всегда находились. Кроме того, я пекла на продажу пирожки с начинкой из мяса и лука. Я пекла их в общественной печи у мельницы и на рассвете продавала на Главной площади. После множества проб и ошибок я нашла идеальное соотношение жира и муки, при котором тесто получается плотным, мягким и тонким. Мои пирожки пользовались успехом, и скоро я стала зарабатывать ими больше денег, чем шитьем. Мать подарила мне деревянную статуэтку Девы Заступницы, знаменитую чудесами, чтобы она благословила мне чрево. |
