Находка удивила даже жену, которая перестала пытаться сдвинуть с места холодильник и завела речи про провокации, подставы и непорядочность представителей силовых структур.

Пока Белкин составлял протокол обыска, Казанцев допрашивал жену. Та однозначно отвечала, что обнаруженные иконы видит впервые и в ближайшее время заявит протест. На этом оперы оставили квартиру, освободив предварительно даму от холодильника.

Надежды ребят, что их напоят кофе и угостят заморскими яствами, не оправдались, поэтому они перекусили в отечественной котлетной, захватив по котлете для двух голодающих в кабинете коллег. Покупать съестное Бражнику Вовчик отказался принципиально. Пусть жена привозит из холодильника.

К возвращению Казанцева и Белкина Бражник, несмотря на все доводы Таничева, позицию так и не изменил. На какой-либо компромисс с властями Владимир Сергеевич идти не хотел, заявляя, что он не пацан и в законах разбирается не хуже прокурора республики.

Когда же Белкин торжественно открыл сумку и извлек из нее иконы, юрисконсультант распереживался. Сначала, как и его жена, вспомнил тезисы о провокациях, затем, увидев протокол обыска с подписями понятых, впал в краску и наконец вспомнил, что Анна Сергеевна сама подарила ему иконы, а он, пожалев выкинуть это старье, забросил их на антресоль и совершенно про них забыл. Вот так. Попробуй опровергни. Последней своей версией он чуть было не сорвал Вовчика с цепи, и Таничеву стоило больших усилий сдержать Белкина. Поэтому ласковое обещание «Я тебе, сучара, глотку перегрызу» так и осталось невыполненным.

Петрович занял более гибкую в данной ситуации позицию. Он не стал ничего опровергать. Он положил иконы перед Бражником, а сверху кинул допрос подруги Анны Сергеевны, куда Белкин записал тот факт, что семейная реликвия подарена быть не могла. К этому добавились протокол допроса жены, справка-счет из магазина о стоимости «Опеля» и, наконец, бумажка с номером телефона.

После этого Таничев предложил взаимовыгодный вариант – Бражник без записи сдает участников-исполнителей налета на квартиру Белова, а оперы не звонят по положенному сверху телефону и не передают юрисконсультанта в руки властей района, где проживала Анна Сергеевна. Конечно, Владимир Сергеевич вправе отказаться, если считает себя ни в чем не виновным, но кто знает, какие в соседнем районе настроения и какова текущая политика? И не будет ли товарищ Бражник немедленно арестован? Кто его знает? Для местной прокуратуры, может быть, улик и не хватит, а вот там… Троих таких Бражников закрыть можно. Хотите проверить? Нам почему-то кажется, что эксперимент перспективный.

Владимир Сергеевич интенсивно закурил, но в течение двух последующих часов ни к тому, ни к другому берегу он подойти так и не решился. «Подождите, ребята, не звоните, не надо, но… но я не знаю, кто опустил Белова. Я хотел, каюсь, но не успел. Этот тупица Белов натрепал про деньги еще кому-нибудь».

В полночь, когда желудки требовали по второй котлете, головы стремились найти подушки, а приехавшая жена Бражника кричала о немедленном освобождении суженого из незаконного заточения, Таничев предложил расставить все точки над "Ё".

Юрисконсультант, однако, начал снова блудить:

– Мужики, поймите, это не мое.

– А Анна Сергеевна?

– Ну, вы ж сказали, что другой район…

– Кто был на разбое, гадина? – заорал Вовчик, не выдержав нерешительности Бражника.

– Я честно не…

– Кто?

Владимир Сергеевич спрятал назад в пачку новую сигарету:

– Погодите, вы же должны понимать, в какое положение меня ставите? Что я, из головы людей вам давать буду? Я не знаю, кто…

– В какое-такое положение мы тебя ставим?! Ты сам себя в раковое положение поставил, яйцебык! Мы тебя заставляли всякой мерзостью заниматься? Ты бы лучше не блеял про свое положение, а использовал тот шанс, что тебе предлагают.