Главным сейчас в его жизни было место начальника управления, которого следовало добиться любыми, пусть и самыми постыдными способами.
Эдуард вышел из душного кабинета на лоджию и вдохнул полной грудью чистый воздух. Город притих в ожидании рассвета, хотя отдельные беспокойные граждане продолжали колобродить на улицах и во дворах. Кучка пьяной молодежи, весело гогоча, прошествовала под окнами квартиры отдыхающего чиновника, и Кобяков с трудом удержался от того, чтобы не плюнуть им на головы сверху. Подобное мальчишество почти наверняка обернулось бы скандалом, а Эдуарду не хотелось привлекать к себе внимание окружающих. В спальне никак не хотели угомониться. Расчет Кобякова на то, что хахаль, сделав свое дело, удалиться, к сожалению, не оправдался. Распутная дочь вице-губернатора продолжала грешить и мешала своим сопением спать другим. На лоджию выходили две двери, из кабинета Кобякова, и из семейной спальни, а потому Эдуард рисковал быть захваченным врасплох распутной парочкой, если бы тем вздумалось охладить свои распаренные блудом тела. Кобяков не удержался и, чуть сдвинувшись вправо, приник к окну. Первой, что бросилось ему в глаза, оказалась белая толстая задница неверной супруги. Лицо ее любовника тонуло в полумраке. Чужак сидел на кровати, а его соучастница по греху проявляла странную активность. У нее тряслась от вожделения не только задница, но и голова, без устали тершаяся о живот партнера. Когда Эдуард, наконец, осознал, чем так увлечена его жена, то с трудом удержал приступ рвоты. Он отшатнулся от окна и метнулся в кабинет, ставший для него этой ночью спасительным убежищем от своих и чужих страстей. Лекарством от ярости, вновь охватившей Кобякова, стал все тот же коньяк, который он допил единым махом. Эдуард рухнул в кресло и впал в спасительное забытье.
Разбудила Эдуарда нежная мелодия, льющаяся из мобильника. Кобяков глянул на часы и ужаснулся, прошло уже время не только завтрака, но и обеда. Голос Завадского прямо-таки вибрировал от возмущения, и заспавшийся чиновник наконец-то сообразил, что звонит ему финансовый директор ЗАО «Осирис» далеко не в первый раз.
– Я приехал в город три часа назад, – попробовал оправдаться Кобяков. – Побойтесь Бога, Аркадий Савельевич.
– Брагинский убит! – огорошил его жутковатым известием Завадский.
– Но как же так… – начал было Эдуард.
– Все подробности при встрече, – оборвал его собеседник. – Жду тебя дома через полтора часа.
– А почему не в офисе?
– Потому что сегодня суббота.
Мобильник умолк, а Кобяков еще долго сидел в неподвижности, стараясь переварить только что полученную информацию. Нельзя сказать, что Эдуард души не чаял в Валентине Васильевиче или почитал его святым и непорочным. Грехов у Брагинского хватало, как, впрочем, и у каждого человека, занимающегося серьезным делом. И враги у него наверняка имелись. Но убивать почтенного бизнесмена вот так ни за что, ни про что, это же беспредел какой-то. Вроде бы и времена уже изменились, и деловые люди научились разрешать коммерческие споры в судах и прочих инстанциях, но от мести психопатов, выходит, никто не застрахован. Эдуард вдруг припомнил во всех подробностях минувшую ночь и поморщился. Впрочем, винить ему себя было не в чем, он проявил выдержку и только. А что касается Светланы и ее хахаля, то он еще найдет способ поквитаться с ними, не подвергая себя серьезному риску.
Светлана изобразила бурную радость при виде мужа. От поцелуя в губы Кобяков все-таки уклонился, но по щеке она его успела мазнуть. Стерва толстозадая! Дабы скрыть ярость, вновь прихлынувшую к сердцу, Эдуард отошел к окну. Светлана вернулась к плите, где шипело масло, предназначенное, видимо, для глазуньи. Готовить дочь почтенных родителей не умела, однако это был далеко не самый главный ее недостаток.
– Брагинский убит! – произнес Кобяков севшим от напряжения голосом. |