Так что остаётся делать то, что приходится делать.
— Значит, цель оправдывает средства?
Он выгнул брови и рассмеялся:
— Ну уж нет. Подобные мысли ведут только к неприятностям. Есть кое-какие средства, которые никакая цель оправдать не сможет. Но обычно в нечестной борьбе нет ничего плохого. Какие бы правила при этом ни нарушались. Если, конечно, помнить одну вещь.
— Какую?
— Чтобы нарушить правила, в них вначале необходимо разобраться.
Кроме ежедневных визитов к Гло, я проводил время и с Буром. При участии сервиторов и техножрецов он трудился в мастерских, полностью отдавшись решению поставленной задачи. Хотя он и не говорил об этом, но, мне кажется, он рассматривал свою помощь как выплату процентов за мои действия в битве с Плитой.
Кроме того, он без возмущения выслушал нас с Эмосом, когда мы поведали ему о событиях недавнего прошлого. Чем-то это походило на исповедь. Я рассказал ему о предъявленной мне карте и своём незаконном статусе. Он без лишних вопросов принял мои уверения в собственной невиновности. Как он выразился: «Хапшант не мог воспитать радикала. А значит, не права вся остальная Галактика».
Это было весьма любезно с его стороны. Я был тронут.
Как-то раз, на шестой неделе нашего пребывания на планете, он пригласил меня в свою мастерскую.
Цех Адептус Механикус располагался двумя этажами ниже главной капеллы. Это была кузница, полная инженерных машин и аппаратов, назначение которых оставалось для меня загадкой. Паровые прессы грохотали, завывали гайковёрты. У магоса и без моих проектов хватало работы по восстановлению святилища и транслитопеда. Я прошёл мимо вырывающихся клубов пара и нашёл Бура. Магос наблюдал за двумя сервиторами, трудившимися над нанесением символов на двухметровый посох из композитной стали.
— Эйзенхорн, — кивнул он, поднимая на меня ярко-зеленые огни своих глаз.
— Как продвигается работа?
— Такое ощущение, что я вновь стал военным кузнецом, вернувшись в те времена, когда ещё состоял из плоти и трудился на заводах миров-кузниц. Характеристик, о которых ты просил, достигнуть трудно, но не невозможно. Этот вызов доставляет мне наслаждение.
Я извлёк из кармана плаща несколько бумажных листов и протянул ему.
— Вот ещё записи, сделанные во время последнего разговора с Гло. Я подчеркнул ключевые примечания. Вот здесь он предлагает электрум в качестве материала для набалдашника.
— Я собирался использовать железо или сплав железа. Электрум. Имеет смысл.
Он взял у меня записи и положил их на разметочный стол, уже заваленный свитками, галоперьями, измерительными инструментами и информационными планшетами. Стопка листов, принесённых мной ранее, громоздилась рядом с извлечёнными из моего сознания психометрическими образами кадианских пилонов, Черубаэля, Профанити и её украшений.
— Я продолжаю размышлять о том, какую магнитную породу вставить в навершие. Я подумывал о том, чтобы воспользоваться пиралином или ещё каким-нибудь телеэмпатическим кристаллом вроде эпидотрихита, но сомневаюсь, что они подойдут для твоих нужд. Наверняка протянут не более одного или двух применений. Есть ещё вариант — применить слоистый зантроклас.
— А это что такое?
— Силикат, используемый нами в психоимпульсных устройствах. Но я не уверен. Есть ещё несколько вариантов.
Бур проявил ко мне столько доверия, что разглашал даже такие тайны Адептус Механикус. Я почувствовал себя польщённым.
— Вот древко, — сказал он, указывая на гравировочный верстак, где два сервитора наносили узор на длинный шест.
— Сталь?
— Снаружи. Титановое ядро, окружённое адамантиумным слоем под стальным корпусом. |