И еще, с этой вот ненормальной способностью углядеть Келлерман очень близко, будто в бинокль или мощный оптический прицел, он заметил у нее над левой скулой седую прядку. Он не верил, что человек может за считаные минуты поседеть: волосы растут недели, а изменение цвета – в минуты? Нет, такого он не признавал, но видел. И туго, как-то слишком уж расчетливо при этом соображал, а ведь она, Анита, весьма молода, по меркам нашего мира, действительно, – почти девушка, но вот теперь… «Придется поверить в седину от переживаний», – решил Ромка.

Глава 2 Ужас иномерностей

1

Большой зал для заседаний был полон журналистов, представителей многих других антиграв-школ, и даже кое-кто из научников прибыл, причем непременно со свитами, пусть и небольшими, по меркам действительно именитых съездов-конгрессов-конференций. Сначала Ромка увидел три-четыре действительно важные персоны, но это были чиновники, организаторы науки, как их принято называть – менеджеры первого ряда.

А вот чуть после разглядел и ученых, даже кого-то из отцов-основателей теории, по которой теперь ходили антигравы, из настоящих первооткрывателей, остававшихся контактными, что называется, в достаточном здравии, чтобы не потерять интерес к подобным мероприятиям, и главным среди них, разумеется, был старенький Русанов… Или Подольшич? В общем, один из той пары научников, которые открыли эффект РП-антигравитации, долгое время считавшийся условным, пока по этим законам и правилам не стали подниматься в орбитальный космос и даже чуть дальше дисковидные машины разных мощностей и возможностей. Портреты этих двоих Ромка в детстве повесил в своей спальне, хотя еще не знал, что жизнь его толкнет в школу антигравиторов и сделает причастным к этой отрасли прикладной, практической науки.

«Но это было так давно, – грустно думал он, – что сейчас в этом седом старичке трудно узнать – кого же именно привезли на съезд?» На тех, давних портретах из Ромкиного детства они были молоды и чуть веселы, в той мере, которая приличествует признанным умникам… Стоп, ученым, кажется, был Русанов, а вот Подольшич – тот был едва ли не самым обычным инженером широкого профиля, таким же, как сам Ромка. Считалось, что эти двое оказались тем редким, в общем-то, примером, когда инженер совершил, пусть и в паре с сильным теоретиком, настоящий прорыв в науке. Сейчас-то все больше научники оттирают прикладников в сторону, а уж в соавторы и вовсе не берут, так сказать, не считают их творцами новых знаний.

Основную часть собравшихся составляли корреспонденты, делающие вид, что их интересует наука и высокая техника. Докладчиком был Мзареулов, говорил он легко, просто, даже слегка упрощенно. Можно было бы некоторые эффекты их прыжков в иномерность изложить и подробнее. Возможно, поэтому его речь получилась едва ли не печальной.

Вроде такого: да, мы открыли что-то, с чем могут сравниться лишь успехи времен развития Великих Наук, но вот… Сколько-нибудь значимый ранг наших экспериментов еще следует доказать, поскольку никакой общей картины того, что мы в наших опытах наблюдаем, пока не складывается, поскольку… Нам нужна теоретическая картина представлений, требуется помощь именно научников. В общем, звучало это далеко от оптимизма.

К сожалению, это поняли многие, и уж совершенно точно поняли научники. Впрочем, они с самого начала относились к докладу директора школы антигравиторов снисходительно, свысока относились и без малейшего серьезного внимания. А потом, как водится, посыпались вопросы:

– Есть ли у вашего, гм… изобретения практический смысл?

– Видите ли, сейчас человечество уже достаточно богато, чтобы проводить исследования без оглядки на непременный практический смысл и техническое использование…

– А кто-либо из серьезных ученых заинтересовался теорией вашего, гм… открытия, хотя бы частной, объясняющей странности подобных опытов?

– Тут довольно много людей, которых наши опыты заинтересовали.